– Аллах нас наказывает. За грехи. Глянь, свинина-то не сгорит у тебя?

– Ну что сразу Аллах твой! Аллах у нее сразу! А и правда, подгорает… Как Мехмет твой, вернулся с Ганзы?

– Третий день нету. Третий!

– Не переживай так-то…

– Вот я тебе сердцем клянусь, Даша, завел себе он там кого-то! Из ваших завел! В грехе…

– Ваших-наших… Что ты как эта… Мы все тут, Айгулюшка… Все заодно.

– Давалку какую-нибудь завел, Аллахом тебе…

– Ак ты бы сама-то ему почаще давала… Мужики-то ведь они как котята… Тычутся, пока не найдут…

– Да что вы несете?! По делам он по торговым! – вступился мужичок полудетского размера и с детским почти лицом, только испитым; отчего-то не смог вырасти как следует.

– Ладно-ладно. Ты, Коля, подельников-то не прикрывай своих! А ты, Артем, не слушай нас, баб. На-ко. Подуй, горячо.

– Спасибо.

Подошел человек, разлинованный старыми белыми шрамами и совсем лысый, но при этом не свирепый из-за пушистых бровей и обтекаемой речи.

– Приветствую всех присутствующих, дам отдельно! А кто тут за чайком? Я за тобой тогда, Колюнь. Про Ганзу слышали уже?

– А что Ганза?

– Граница на замке. Как выразился классик, загорелся красный свет, говорит, прохода нет. Пятеро наших там торчат.

– Вона чего, Айгулька. Грибы помешай свои там, грибочки.

– А мой там! А я что! Аллахом… Как закрыли? А, Кстантин?

– Закрыли и все дела. Не наше вшивое дело. Приказ есть приказ.

– Опять поди воюют! С Красной Линией, небось, опять воюют, а? Хоть бы передохли там они уже все ведь!

– А кто знает, а, Кстантин? Это мне к кому идти? Мехмет-то мой…

– Для профилактики это. Я оттуда только. По торговле карантин какой-то. Откроют скоро. Здравствуйте.

– Ой, здрааасьте, мущщина. В гости к нам? Кто-откуда?

– С Севастопольской я. Можно тут присесть?

Артем перестал дышать жгучим паром, оторвался от белой выщербленной кружки с золотым кантиком. Старик доковылял сюда, разыскал его, и теперь украдкой, уголком глаза его изучал. Ладно. Не бегать же от него.

– А ты-то как к нам пробрался, дедуль? Если закрыли все? – Артем вызвал пронырливого старика на прямой взгляд.

– Последним проскочил, – тот не мигал, не уклонялся. – Прямо после меня и закрыли.

– Век бы без них и жили, без Ганзы этой! А вот они без нашего чайку, без грибочков-от наших пускай попробуют, дармоеды! Мы-то продержимся с Божьей помощью!

– Откроют! А если не откроют? А Мехмет-то мой!

– А ты, Айгулька, к Сухому сходи. Он-то твоего Мехметика в два счета достанет. Не бросит уж. Чайку, может? Пробовал наш уже?

– Не откажусь, – с достоинством качнул бородой самозваный Гомер.

Он сидел против Артема, прихлебывал местный их грибной отвар, горделиво, но беспричинно именуемый чаем – настоящий-то чай, конечно, весь выпит был лет десять как – и ждал. И Артем ждал.

– Кто за кипятком?

У Артема екнуло: Аня подошла. Встала, не замечая его, спиной.

– Трудишься сегодня, Анют? – сразу же привлекла ее к разговору Шуба, отирая руки о лысеющие меховые карманы. – Грибочки?

– Грибочки, – та спиной и ответила, лишь бы не оборачиваться; значит, все она заметила.

– Поясница, небось, а? В наклонку-то.