Они сидели на пляже и разговаривали. По-английски. Иногда он вворачивал отдельные польские слова, подливал ей вина, она его пила. Он резал деревяшку и говорил. Уже давно ни один мужчина не вызывал ее восхищения. Она все же решилась и спросила его:
А почему Польша?
Во всяком случае, не из-за Матейко. Отчасти из-за Мальчевского, но главным образом из-за Агнешки. Но она живет не в Познани. — Засмеялся и показал ей свое произведение.
Она знала, что он прочитал все, что лежало на ее кровати, и обрадовалась этому. Посмотрела на то, что он положил перед ней на песке. Микроскопический сморщенный свисающий член над монструозно раздутыми яйцами, напоминающими полушария мозга.
Фрейд был еврей. Почему вы его не обрезали?
Потому что, если бы он только мог, пришил бы себе обратно этот кусочек кожи и отказался бы от своего еврейства. Он запрещал своей еврейской жене Марте зажигать свечи в шаббат, никогда не ел ничего кошерного, а в Юнга влюбился только потому, что тот был чистокровным арийцем. Он полагал, что если его теории станет пропагандировать ариец, они будут казаться более истинными и никто не сможет упрекнуть его в том, что «психоанализ — всего лишь сионистский бред». И был прав. Нацисты сожгли книги Фрейда, а книги Юнга — не сожгли. Но вы и так все это знаете, правда?
Все так. Только сказанное о Юнге для нее было не знанием, а лишь несусветной интерпретацией новозеландского художника Иона Стивенса на пляже хорватского острова Хвар после бутылки красного вина, выпитой на тридцатиградусной жаре. Тем более она решила это запомнить и при случае проверить. Художники, хоть они и часто отрекались от всего этого, всегда были верными детьми Фрейда. Даже те, кто жил за три века до того, как мир услышал о Фрейде.
Почему Агнешка живет не в Познани? — спросила она кокетливо, принимая деревянное изваяние фрейдовского члена.
Длинная история, — ответил он, поднеся бутылку с вином ко рту. — Начинается в Кракове, а кончается в маленьком городке на Восточном побережье США. Сейчас я вам ее не расскажу. Вы слишком грустны. У вас ведь хватает в жизни печали, не так ли?
Хватает. «Надо же, и это он знает», — подумала она.
— Страшно завидую той загадке, что у вас в глазах, — ответила она.
Народ потянулся с пляжа. Через час они уже были в одиночестве. Перед заходом солнца он признался, что Фрейдом хотел лишь спровоцировать ее. В противном случае она не обратила бы на него внимания, а он очень этого хотел.
— Фрейд — о'кей. Ошибался, правда, во многом, но делал это так интересно.
Когда она сказала ему, что трудно думать о Фрейде, дрожа от холода, он спросил, не принести ли еще бутылку вина. Впервые мужчина соблазнял ее таким интеллигентным способом. Она спросила его, единственная ли химия алкоголь, которая согревает. Он не ответил. Встал сзади на колени и начал делать ей массаж. Сначала спину, потом голову, потом — нежно — лицо, потом грудь и живот. В конце положил ее на полотенце вниз лицом, развязал шнурки ее бикини и стал массировать ягодицы. Вначале она лежала, сдвинув ноги, кусая от смущения полотенце. Немного погодя расслабилась. Он вылил ей на бедра остатки вина из бутылки и начал слизывать его…