— Мне это неизвестно, — твердо ответила я. Не то чтобы я не задавалась этим вопросом и в детстве, и в течение всей жизни. — Мои родители никогда не желали обсуждать это вопрос.

— Неужели? Совсем никогда?

— Несколько раз в юности я поднимала тему, но ответ был один — это было их право произвести меня на свет именно такой.

Ну, а после мамы не стало, а отец приходил в неистовство, стоило лишь намекнуть на подобное обсуждение. «Это против законов Божьих!» — вот что я слышала от человека, бывшего еще совсем недавно выдающимся ученым, гениальный ум которого, можно смело сказать, изменил жизнь всего человечества разительно. Под конец, к моему стыду, и сама стала избегать общения с ним. Слишком все было дико для меня, абсолютно не готовой принять и эти разительные перемены, и внезапный религиозный взгляд на мир в принципе. Уж не после той обстановки, в которой я росла.

— Их выбор, — хмыкнул Рожер. — А ты, конечно же, не в курсе, почему такой же выбор сделало большинство сильных мира сего, как принято говорить.

— Что ты имеешь в виду? — непонимающе нахмурилась я.

— Дети богатейших семей, Софи, верховных политиков, глав транснациональных корпораций. Почему среди их детей нет модификатов?

Я в недоумении проследила за движениями капитана, пытаясь понять, к чему он ведет.

— Я не обладаю подобной информацией. Зачем мне этим было бы интересоваться?

Тюссан остановился, пристально глядя на меня и явно решая, вру ли ему. Я открыто смотрела в ответ. Мне нечего скрывать здесь. Он кивнул и снова зашагал медленно и бесшумно.

— В самом деле, этим у тебя вряд ли был повод интересоваться. А вот тем, у скольких модификатов за это время родились дети, Софи, этим ты тоже никогда не озадачивалась? Ведь старшим из нас уже за тридцать.

Мои щеки загорелись, и я точно знаю, что покраснела. Но не потому что обладала какой-то информацией, которой стоило стыдиться. Дело было совсем в другом. Я никогда не вникала в такое. И не случайно, а как раз нарочно. Когда ты растешь, слыша о достижениях твоих близких повсюду: на уроках в школе, из хвалебных репортажей СМИ, из уст знакомых и посторонних, начинаешь ощущать себя кем-то… не слишком значимым, что ли. И с юных лет я позорно страдала из-за ущемленного самолюбия, мечтала тоже быть не просто носящей громкую фамилию и вроде как примазавшейся к славе остальных членов семьи. Я хотела стать личностью, создавшей нечто реальное, важное, то, что не будут ассоциировать с чужими свершениями. Поэтому да, я целенаправленно отстранилась от всех научных тем, так или иначе затронутых когда-то моими родителями. Даже более того, я просто не желала знать, как их открытия ведут себя дальше, отпущенные в мир. А когда отец с мамой и сами стали открещиваться практически от них, вообще решила, что просто меня это больше никак не касается. Некрасиво и малодушно пошла на поводу у собственного тщеславия? Ну что же, значит, я не слишком отличаюсь в этом от людей, давших мне жизнь.

— Я никогда не изучала подобную статистику, — пробормотала я, глядя на свои колени.

— А я вот, так вышло, что изучал, дорогая, — снова остановился передо мной капитан. — Ни одного ребенка, Софи, зачатого естественным путем, у модификатов не родилось.