И вот Грейди и Тедди снова вместе, дымили сигаретами позади «Таверны Лестера», сидя на скамьях за столиками, поставленными там именно для этой цели. Черноту небес над ними прорезали булавочные уколы мерцающих звезд. Грейди рассказывал как-то, что в больших городах порой и звезд не увидишь, слишком ярко горят их собственные огни, и Тедди вдруг передернулся, представив такой ужас. Он любил здешние безоблачные ночи, любил отыскивать созвездия, любил находить дорогу в лесу по их расположению в небе. Он не видел никакого противоречия между своим страхом перед громадами мегаполисов и спокойной искренней любовью к безграничной Вселенной. Тедди смотрел на падающие с небес звезды, сгорающие в атмосфере, и, глядя на лучшего друга, думал, что Грейди Веттерс очень похож на одну из таких падающих звезд, и так же, как тем звездам, ему суждено без толку сгореть дотла.

Ленивый ветерок еле шевелил китайские фонарики, украшавшие, как ни странно, именно тылы, а не фасад бара, согласно особому распоряжению, которого Тедди не понимал, поскольку не мог представить, что местные власти, сочтя Фоллс-Энд достаточно красиво украшенным, не допускали возможности добавить новые огоньки на центральную улицу городка. Но именно благодаря фонарикам задний двор «Лестера» окутывала атмосфера своеобразной волшебной дымки. Иногда, возвращаясь в городок из лесного похода, выполнив обязанности проводника, поохотившись в одиночку или просто с удовольствием отдохнув от людей, Тедди мельком окидывал взглядом лестеровские фонарики, мерцающие в ветвях, и их вид внушал ему спокойствие и чувство родного тепла. Они ассоциировались у Тедди с домашним уютом.

Грейди не разделял нежной привязанности друга к заведению Лестера. Нет, конечно, по возвращении в городок он всегда с удовольствием проводил в баре первый вечер, добродушно болтая со знакомыми и подшучивая над старым Лестером, который питал к Грейди особую любовь. Лестер ведь и сам считал себя несостоявшимся художником. Его уродливые акварели висели на стенах бара и всегда предлагались на продажу, хотя Тедди не припоминал случая, чтобы кто-то принял предложение хозяина заведения, сколь бы низкую цену тот за них не просил. Эти картины менялись пару раз в году, дабы создать впечатление, будто кто-то способен оценить примитивное искусство и уникальное видение Лестера Лефоржа. Однако реальность заключалась в том, что его картины занимали так много места в гараже, что машину ему приходилось оставлять на подъездной дорожке. Грейди Веттерс в глазах Лестера символизировал успех: его работы выставлялись во второстепенных галереях, а в две тысячи третьем году он даже удостоился упоминания в пятничной публикации «Нью-Йорк таймс» как участник выставки «начинающих художников» где-то в Сохо. Лестер аккуратно вырезал эту статью, заламинировал, поместил на стену за барной стойкой и сделал приписку от руки: «Местный парень покоряет Большое Яблоко!» — так в народе прозвали Нью-Йорк.

Это было лучшее из того, чего смог достичь Грейди Веттерс в жизни. Теперь же Тедди казалось, что его друг — не начинающий, а скорее утопающий художник, постепенно втягиваемый в омут водоворотом собственных несбывшихся ожиданий. Его тянули на дно неспособность удержаться ни на одной работе, постоянные любовные интрижки с падшими женщинами, выпивка, травка и ненависть к отцу, которая не ослабла, даже когда старик отдал Богу душу, исполнив наконец самое безумное желание сына.