— Нет, ни одного шанса, — уверенно произнес я.

Ну разве что половинка шанса. Возможно.

— А как вы вообще с ним столкнулись? — спросила Мариэль.

— Это было в ходе расследования одного дела несколько лет назад. Он показался мне… — Я помедлил, подыскивая наиболее точное слово, но, так и найдя его, сказал: — Необычным.

— Мой отец служил в Корее. Он думал, что сильнее, чем орды китайцев, несущихся с холма, его уже ничто не напугает. Но Брайтуэлл напугал.

— Да, такую роль он исполнял мастерски. Он внушал ужас. Терзал. Убивал.

— Тогда мир наш ничего не потерял.

— Уж точно не потерял ничего хорошего.

— А как он умер?

— Это не имеет значения. Вам достаточно знать, что он мертв.

Эрни Сколлей вернулся к нам, выплыв из своих мысленных блужданий. Его вдруг заинтересовал кончик собственного галстука, и он принялся теребить его между пальцами, словно пытаясь стереть какое-то пятнышко. Наконец сказал:

— А что будет, если полиция обнаружит то, что сделали Харлан и Пол?

Ага. Так вот что по-прежнему тревожило его.

— Мистер Сколлей, неужели вы еще переживаете из-за тех пачек долларов?

— Это важный вопрос, по крайней мере для такого человека, как я. Мне сроду не приходилось владеть такой уймой денег, и уж конечно у меня их нет и сейчас. И я опасаюсь, не могут ли заставить нас их выплачивать?

— Не исключено. Но послушайте, давайте говорить начистоту. Кражу совершили где-то в лесной глуши. Кто-то взял не свои деньги, но вы-то понятия не имели о происхождении тех средств, пока Харлан Веттерс не признался на смертном одре, верно? А ваш брат, мистер Сколлей, вообще не говорил вам о них, так ведь?

— Так, — подтвердил он, и я ему поверил. — Мой брат, правда, при случае не брезговал браконьерством, и я знал, что время от времени он провозит контрабандное спиртное и табачок. Я привык к тому, что у него в карманах то густо, то пусто, но предпочитал не спрашивать об источниках доходов.

Мариэль с удивлением смотрела на Сколлея:

— Пол занимался контрабандой?

Эрни нервно поерзал на стуле.

— Я не говорил, что он был профессиональным преступником или что-то вроде того, но порой его привлекали незаконные делишки.

На редкость удачное выражение. Эрни Сколлей начинал мне все больше нравиться.

— И мой отец знал о таких делишках Пола? — спросила Мариэль.

— Наверное. Он многое замечал.

— А сам он?..

— О, нет-нет. Только не Харлан. — Эрни перехватил мой взгляд и озорно ухмыльнулся, сразу вдруг скинув пару десятков лет. — Во всяком случае, насколько мне известно.

— У нас получился вечер откровений, — заметил я. — Что касается денег, то любое преступное деяние теряет силу, когда возможные виновные в нем лица покидают наш мир. Гражданский иск, скажем так, — это уже другое дело. Если бы вы захотели пойти в полицию и сообщить им все, что узнали, и кто-то впоследствии смог бы предъявить права на владение теми деньгами, то, возможно, могла бы быть предпринята попытка добиться возмещения из имущества покойных. Впрочем, я могу посоветоваться с юристом по этому поводу. Пока я лишь допускаю разные ситуации.

— А если мы будем хранить молчание? — спросила Мариэль.