Женщина ответила после странной паузы:
— О да, конечно. Это Уильям. Мы с его друзьями зовем его Билли.
«Интересная заминка», — подумала Барбара.
— Меня зовут Барбара, — сообщила она. — Барбара Келли.
— А меня — Каролина. Приятно познакомиться.
Женщины неловко — через открытое окно — обменялись рукопожатием. Каролина жестом подозвала мальчика:
— Иди сюда, Билли, поздоровайся с любезной дамой.
Мальчик неохотно — или так показалось Барбаре — приблизился к машине. Ребенок не отличался миловидностью. Барбаре он показался слишком бледным, возможно, даже больным. Если женщина действительно была его матерью, в чем уже возникли некоторые сомнения, то он мало походил на нее. Очевидно, в будущем этот мальчик станет весьма уродливым мужчиной, и что-то подсказывало Барбаре, что у него не так уж много друзей.
— Познакомься с Барбарой, — сказала ему Каролина. — Она хочет нам помочь.
Мальчик ничего не сказал. Он просто смотрел на Барбару темными глазами, напоминавшими изюмины в тестообразной массе пухлого лица.
— Ну, залезайте, — предложила она.
— Вы уверены, что мы не слишком затрудним вас?
— Ничуть не затрудните. Напротив, я стала бы переживать, если бы вы решили остаться здесь. Мне спокойнее осознавать, что вы будете в безопасности. Вам не нужно ничего взять из машины?
— Только сумочку, — откликнулась Каролина.
Она отошла, оставив Барбару с мальчиком вдвоем. В капюшоне и застегнутой на «молнию» ветровке он выглядел старше своих лет. Келли с тревогой подумала, что он напоминает какую-то живую куклу или странного карлика. Мальчик разглядывал ее злобным взглядом. Непоколебимая улыбка озаряла лицо Барбары. Дома у нее много всяких лекарств, и она легко усыпит ребенка.
И его мать тоже, если понадобится. Она уже предвкушала близость с Каролиной, и ее окатила теплая оживляющая волна вожделения.
С покаянием можно подождать.
По пути к дому Барбары женщины разговорились. Оказалось, что Каролина с Уильямом ехали в Род-Айленд навестить друзей в Провиденсе, но им помешала спущенная шина. Барбара попыталась выяснить, откуда они прибыли в такую глушь. Каролина пояснила, что просто сбилась с дороги, сделав где-то неверный поворот, и Барбара решила пока оставить эту тему.
— А вы бывали раньше в Провиденсе? — спросила Барбара.
— Да, пару раз в студенческие времена. Тогда я обожала романы Лавкрафта.[7]
— Неужели? А мне никогда не нравился Лавкрафт. На мой вкус он слишком истеричный и излишне напыщенный.
— Пожалуй, ваша критика отчасти справедлива, — согласилась Каролина. — Но, возможно, он избрал такой стиль, поскольку постиг истинную природу этой вселенной. Или думал, что постиг.
— Вы имеете в виду вечных зеленых демонов с мозгами, забитыми волшебной чепухой?
— Ха-ха! Не совсем, хотя кто знает… Нет, я имела в виду мрачность, равнодушие, отсутствие милосердия.
Слово «милосердие» полоснуло Барбару точно ножом. Она почти чувствовала, как зараженные лимфатические узлы откликнулись на этот словесный раздражитель мучительным контрапунктом к рожденной в ее лоне сладостной мелодии.
«Я становлюсь похожа на ходячую метафору», — подумала она.