Но заткнуться не могу.
Вернее, могу. Не хочу.
Да.
Наиточнейшее определение подобрала. Не хочу.
— Что ты смотришь на меня, как на самого худшего человека в мире?
— Я? Помилуй тебя Иисус Христос. Ни в коем случае тебя не осуждаю. А то, что ты видешь в моих глазах - беспокойство.
— Беспокойство? О нём?
Алёна отводит глаза, молча подтверждая.
— Он с первой секунды портит мою жизнь, - пытаюсь что-то кому-то доказать. — Я дуреха, но не настолько, чтобы помогать своей вражине, номер один.
— Варь, ты же не злая. Притворяешься? - Алёна озадаченно переступает в своих балетках.
— Что на тебя нашло? Бросишь его умирать? - шокировано вытаращивается «Мать Тереза».
Не пережив осуждения и «поверженного» дикого, прикрываю глаза ладонью.
Что бы я не говорила и как бы себя не вела, всё равно он действует на меня… В общем, как-то действует.
Не разобралась до конца.
Как тут разберёшься, когда времени и на сон не дают?
Ёбэнэ.
Ну, за что мне это?
Я в предыдущей жизни Гитлером была?
С чистой совестью, позволяю себе раздувать пожар истерии. Топаю ногами, кричу, ору, но это в душе. В реале же изображаю монумент.
— Варь… - осторожничает Алёна.
Намекает, что бешеная собака может и загнуться, не дождавшись конца «медитации».
— Ладно. Ладно, - ворчу. — Я помогу ему. Помогу. Хватит давить.
— Потащим его в комнату? - неуверенно предлагает Колесникова.
Убираю волосы резинкой, что была на запястье, но услышав бред сивой кобылы - презрительно морщусь.
— Ага. Ещё чего?! Чтобы у меня печень отказала?! Пусть «Барби» на горбу своём его прёт, хоть на край света. Может даже одновременно с этим причитать: «Тока держись. Милый мой Артёмушка.» - передразниваю девушку дикого.
Или кем она там ему приходится?!
— Я же поступлю адекватно и пойду за медсестрой. Где её комната?
У Алёны случается разрыв шаблона, но, к счастью, говорить, находясь в коме, она может.
— В преподавательском корпусе. Двадцать третья комната.
— Поняла.
Забираю куртку с крючка. Натягиваю её на себя. Меняю тапки на уличную обувь и выхожу в коридор.
— На, - кидаю маленькую подушку в Алёну.
Та ловит.
— Зачем?
— Положи ему под голову его пустую. Хотя…в ней ничего ценного. Забудь. Забрось к нам.
Всё.
Оказание первой помощи можно считать выполненным.
Оставляю позади себе нерешительную одноклассницу.
Ладони немного подрагивают, прячу их в карманы.
Всё-таки мне за него страшно, но не буду я переживать о всяких, что не умеют держать язык за зубами.
Кто ему мешал не влезать в неприятности?
Сам виноват.
***
Глазам предстала занимательная картина, когда я вернулась к сто пятой ни с чем.
Одноклассница сидела на подушке сама. На её же коленях покоилась голова Артёма.
— О. Варь. Ну, что? - ставит стаканчик холодного чая на пол.
Кирилл столько притащил, что можно было упиться напитками, что и делала зевающая девчонка.
Не принимая во внимание начавшуюся тахикардию, подхожу к ней.
— Я стучала, стучала. Толку ноль, - рассказываю.
— Может ушла в туалет? - залегает у Алёны на лбу складка.
Не буду требовать, чтобы убрала свои ноги из под его головы.
Были же причины.
— У тебя были причины? - безэмоцианально произношу.