Наоми извинилась и вышла. По прошествии нескольких минут Сэм хотел уже отправиться на ее поиски.

— Посидите, Сэм, — предложил Дейв. — Пусть Сара побудет одна. Она замечательная женщина, но ей нужно время, чтобы прийти в себя после такого удара. Представляете, каково это, когда узнаешь, что один из твоих товарищей по несчастью чуть не убил твою лучшую подругу? Она вернется, вот увидите — ведь нашу Сару так просто не согнуть.

Наоми и в самом деле скоро возвратилась. Со свежевымытым лицом — на висках еще блестели капельки воды — она несла поднос с тремя стаканами холодного чая.

— Что, милая, мы наконец переходим на крепкие напитки? — шутливо спросил Дейв. Наоми вымученно улыбнулась в ответ:

— А что делать? Я уже не могла больше держаться.

Сэм мысленно вознес ей хвалу за мужество. В стаканах, тихонько позвякивая, плавали кусочки льда. Сэм снова привстал и взял стакан из дрожащих рук Наоми.

— А теперь заканчивайте свою историю, Дейв, — твердо сказала она, присаживаясь. — Выкладывайте все до конца.

— Осталось рассказать только то, о чем она со мной говорила, — сказал Дейв, — потому как я уже тогда с трудом замечал, что творится вокруг. Так вот, примерно в конце года Арделия сказала, чтобы я больше не появлялся в библиотеке. Заявила, что в противном случае выставит меня вон или даже натравит полицию, если я только посмею слоняться поблизости. Говорила, что уж больно убого я стал выглядеть, а она не хочет, чтобы по городу ползли ненужные слухи.

«Какие еще слухи? — изумился я. — Про нас с тобой, что ли? Кто же такому поверит?»

«Никто, — ответила она. — Но меня вовсе не такие слухи волнуют, дубина ты этакая!»

«А какие?»

«Про тебя и детей», — оказала она.

Вот тогда я, наверное, впервые понял, как низко пал…

Отныне нам оставалось встречаться лишь в ее доме, да и то приходить мне было дозволено лишь с наступлением темноты. Причем я имел право идти по дороге лишь до владений Ордэя. После этого я был вынужден пробираться через поле. Арделия сказала, что мигом выяснит, если попробую ее надуть, и я поверил. Ведь как только серебристые глаза наливались кровью, она видела все! Я приходил к ней между одиннадцатью и часом ночи — в зависимости от количества поглощенного спиртного, — промерзший до мозга костей. А зимы тогда стояли в Айове чертовски холодные. Трезвый человек наверняка не раз и не два замерз бы насмерть прямо посреди кукурузного поля.

Впрочем, в ту ночь, о которой пойдет речь, подобных сложностей не было — в том июле жарища стояла адская. Помню, луна показалась мне какой-то раздутой и почти красной. Все собаки в округе Хоумстед буквально изошлись от лая на нее.

Мне было проще заставить себя шагнуть в жерло вулкана, чем войти в дом Арделии. Всю неделю, да и весь месяц до этого, она еле ползала, едва не засыпая на ходу, но в ту ночь просто рвала и метала. Такой я прежде ее лишь раз видел — в тот вечер, когда мистер Лейвин велел ей убрать плакат с Красной Шапочкой, чтобы детишек не стращать. Поначалу Арделия даже не заметила меня. Без конца бегала взад-вперед по комнате в чем мать родила — если у нее, конечно, была мать, в чем я очень сомневаюсь. Злобная, как тигрица, которой перца под хвост насыпали. Обычно дома она укладывала волосы в пучок на затылке, но сейчас они были распущены и развевались сзади — с такой скоростью она носилась. Даже потрескивали, словно статическим электричеством заряженные. Глазищи полыхали огнем и сверкали, как сигнальные огни на железной дороге, и едва из орбит не вылезали. Все тело лоснилось от пота, и разило от нее — это даже при моем-то притупившемся обонянии! — как из выгребной ямы. С грудей и живота на пол шлепались маслянистые капельки — это я как сейчас помню. Ляжки поблескивали.