Это был уже не крик, а визг, заставивший баронессу, находившуюся, видимо, неподалеку, мигом прибежать на зов. Элеонора указала дрожащим от ярости пальцем на девушку, приросшую к месту от этого приступа ярости.

— Позвать стражу! Вышвырнуть эту девчонку, убрать ее из дворца, пусть ноги ее здесь больше не будет, иначе — тюрьма! Выдворить ее за границу герцогства! И будь она проклята... Проклята!

Герцогиня поперхнулась на последнем слове и рухнула на кровать, сотрясаемая рыданиями, напугавшими ее фрейлину. Та оглянулась на Аврору.

— Что вы ей наговорили? — спросила она шепотом. — Поторопитесь! Я вас провожу. Прочь из Целле, и скорее!

Она дернула за шнур звонка, вызывая горничных, а потом отвела Аврору в приемную, дверь которой охраняли двое часовых. По комнате расхаживал заждавшийся офицер. Баронесса остановила его.

— Герр фон Асфельд, Ее высочество передает вам свой приказ...

— Я как раз жду приема. Я собирался...

— Позже, лейтенант, позже! Сначала вы выполните ее задание. Перед вами графиня Аврора фон Кенигсмарк. Вы должны отвести ее в карету, взять двоих человек и под свою ответственность доставить ее к границе.

— К которой — северной, южной, западной?

— К северной. Фрейлейн фон Кенигсмарк возвращается к себе в Гамбург, полагаю? Не спускайте с нее глаз!

— Будет исполнено! Но не может ли Ее высочество уделить мне перед этим хотя бы минуту?

— Ее высочеству нездоровится, и она сможет уделить вам минуту только завтра, а то и позже, гораздо позже, если вы немедленно не выполните ее приказание! К тому же она не в духе...

— Какая неприятность!

Аврора, наблюдавшая эту сцену через прорези в маске, которую надела вместе с шелковым капюшоном, вмешалась в спор:

— Так ли необходимо нарушать планы любезного господина? Обещаю вам, баронесса, немедленно покинуть Целле. Остаться значило бы плохо отблагодарить вас за то, что вы... несколько смягчили волю герцогини.

Фрейлина впервые улыбнулась, и ее улыбка показалась девушке сердечной.

— Главное, чтобы вас видели удаляющейся под охраной. Подвергаться при этом насилию совершенно излишне, к тому же ваша покойная матушка мне бы этого не простила!

— Вы ее знали?

— Да — в Гамбурге, где я родилась, задолго до замужества. Много лет мы с ней были неразлучны. А теперь поторопитесь, милая, и выше голову! И не держите на нее зла, — добавила она тихонько. — После того как наша принцесса уехала к своему муженьку, Ее высочество не находит себе места.

— Боюсь, не без причины. Эти ганноверцы — настоящие мерзавцы!

— Бедное дитя... Действуйте же, лейтенант! Выполняйте приказ.

Офицер послушно вытянулся по стойке «смирно», щелкнул каблуками, задрал подбородок.

— Служу Ее высочеству!

И он учтиво подал Авроре руку, чтобы помочь ей спуститься вниз по лестнице.

Вскоре карета, окруженная четырьмя всадниками, покатила в направлении Гамбурга. Пришлось ненадолго заехать в гостиницу, где Аврора ночевала, чтобы расплатиться и забрать вещи. Этим занимался Готтлиб. Клаус Асфельд, кипя от недовольства, которое ему запретили выражать, скакал рядом с дверцей кареты, что позволило Авроре как следует его рассмотреть. Это был редкий экземпляр: долговязый, сухой, тощий, рыжий, как морковка, с невообразимо длинными руками и ногами. На успевшей задубеть от ветра — несмотря на молодой возраст, всего-то 22—23 года! — физиономии красовались два рубца. Все у него было не на своем месте, тем не менее ему было присуще своеобразное очарование. Причиной были, несомненно, простодушные голубые глаза, внушавшие симпатию. Кроме того, лейтенант был смешлив — на это указывал изгиб его крупного рта.