Ночь выдалась именно такой, как и предполагала Аврора, — изматывающей. К трем часам, устав ворочаться и уже начиная задыхаться в постели, Аврора встала и спустилась в кухню, чтобы согреть себе молока. Успокоиться ей кое-как удалось, но решения проблем это не принесло. Она то злилась, то впадала в отчаяние, сознавая свое бессилие перед Флемингом. В отсутствие Фридриха Августа тот становился полноправным правителем, поэтому ей оставалось только покорно склонить голову в ожидании ударов...
Авроре вдруг захотелось сбежать, навсегда распрощаться с Саксонией, на которую она возлагала столько надеж, и с ее властелином, которого она все еще любила, а он, похоже, уже махнул на нее рукой. Но, с другой стороны, на пороге была зима, а воевать в это время года было не принято. Если Фридрих Август еще не вернулся в Дрезден, то обязательно скоро вернется. Вот бы обмолвиться с ним хотя бы словечком — что, если это все исправит?
Она сознавала, что барахтается в трясине нерешительности и никак не выберется на твердую почву. За считанные минуты ее желание вернуться в Гамбург и отогреться в тепле, исходящем от маленького сына, превратилось в намерение немедленно мчаться в Дрезден, возродить былое... Так не могло продолжаться! Но сначала нужно было ознакомиться с привезенными Флемингом распоряжениями.
Утром Амалия побрела в церковь, а Аврора послала за бургомистром.
Он явился без промедления, и Аврора сразу заметила на его физиономии, обычно жизнерадостной, печать озабоченности. Со дня приезда в Гослар она поддерживала с ним отношения, близкие к дружеским, которые обычно связывают людей, испытывающих друг к другу симпатию. Генрих Кристоф Винкель старался по мере сил смягчить выполнение приказов, отданных ему относительно молодой женщины, которую он не мог не жалеть. Но что будет теперь, после посещения Флеминга?
Усадив бургомистра в кресло и угостив его любимым глинтвейном с корицей, Аврора сразу же перешла к делу:
— Герр бургомистр, вчера нас посетил канцлер. Он сообщил мне перед уходом о своем намерении побывать в ратуше и поговорить с вами обо мне. По вашему виду можно догадаться, что визит получился неприятным.
— Это слишком мягко сказано, фрау графиня... — отозвался он с несчастным видом.
— Какие инструкции он вам продиктовал?
— Они продолжают прежние, но превосходят их строгостью. Отныне вы лишаетесь права получать письма, даже из моих рук. Всю корреспонденцию, которая приходит к вам, я теперь должен оставлять у себя. То же касается и посещений: к вам не имеет права приближаться никто, кроме меня и Трумпа. Более того, вам запрещено выходить даже в сад, а я обязан денно и нощно охранять дом силами нашей местной милиции. О, фрау графиня, я не могу выразить всего своего огорчения...
— И не надо! Учтите, на вас я не держу ни малейшего зла. Я пленница, этим все сказано! Могло быть и того хуже... Удручает другое: меня предупредили, что вы отвечаете за меня... головой?
Означенная голова поникла, что было яснее всяких слов.
— Негодяй! — прошептала Аврора. — Каков нахал! — сказала она громче. — Я не уверена, что это превышение власти, это вопиющее беззаконие чинится с согласия Его высочества.— Может, и без, но...