Ему захотелось побыть одному. Причем подальше от тех мест, которые хоть чем-нибудь могли напомнить ему Пати, барда и случившееся. Когда по приезде в Краков, еще задолго до встречи с Пати, он жил в снятой театром обшарпанной однушке в одном из панельных домов Новой Гуты, вечерами он часто захаживал в бар, забегаловку, притон – до сих пор не знает, как точнее назвать это заведение, расположенное рядом с больницей. Там торговали в основном водкой, хотя официально это считалось кафе, некогда составлявшим часть местного дома культуры. Культурой в районе никто в массовом порядке пользоваться не желал, тем более что выступавшие там время от времени шумные панк-ансамбли нарушали ночной покой пациентов и дежурного медперсонала больницы. От дома культуры осталось только кафе, которое со временем превратилось в очень популярную точку по продаже алкоголя в розлив семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки. У этого, с позволения сказать, кафе были официальные часы работы и неофициальные, когда оно становилось типичной воровской малиной, притоном. Никто не знал, да никто и не спрашивал, почему водка там продается круглосуточно и откуда эта водка берется. Тогда, как и повсюду в стране, она продавалась на карточки! Пол-литра – традиционная национальная мера – в месяц на душу населения, достигшего возраста 18 лет. Известные своим разухабистым цинизмом поляки говорили, что легче всего можно было перенести февраль, а труднее – два длинных летних месяца. Без карточек можно было купить водку официально и легально в количестве «хоть залейся» только в валютных магазинах. Но только после часу дня! Варшавские власти ПНР из Центрального Комитета считали, что этим идиотским правилом они ограничивают пьянство в рабочее время и таким образом повышают количество и качество валового национального продукта, производимого находящимся в состоянии тяжелого похмелья рабочим классом. Особенно были они заинтересованы в успешной работе строительного сегмента экономики, потому что в очереди на квартиру в так называемом строительном кооперативе люди тогда стояли по пятнадцать лет. Дольше стояли в очереди только на телефоны. Его коллеге из театра место в очереди на телефон перешло по наследству от матушки, которая уже простояла в ней двадцать лет. Были и исключения, если ты, например, выдающийся студент, лучше всего – партийный, образцовый солдат, но чаще всего – если у тебя есть связи в правлении кооператива, но только такие связи, только такой человечек, у которого есть доступ к списку очередников.

Продажа водки после часу дня ничего, само собой, в строительстве не изменила. Те, у кого еще на руках оставались карточки, выстраивались перед магазином около полудня (потому что всем могло не хватить), а те, кто карточку на данный месяц уже отоварил, нетерпеливо ждал с двенадцати часов тех, кто с бутылкой вернется на рабочее место. Розлив в его Новогутском районе был в этом отношении лучше любого валютного магазина. Там можно было купить бутылку всегда, в любое время суток. До работы, после работы, во время работы. Правда, нелегально, но ему, иностранцу, наблюдающему всё это как бы со стороны, казалось, что полная «легализация» в то время ввергла бы страну в тотальную катастрофу. Примерно в том же направлении должны были работать и мозги варшавских аппаратчиков, потому что никогда он не слышал о милицейских наездах на «кафе рядом с больницей».