Они работали около двух часов. Наконец Франц выпрямился и с довольной улыбкой произнес:

— Все. Никаких следов.

— Сейчас принесу что-нибудь из родительских шмоток, — тихо сказал Эрик, глядя на окровавленную одежду. — Всем надо переодеться.

Он довольно долго искал подходящую одежду, а когда вернулся, его поразил вид брата. Тот сидел в той же позе, как он его оставил, не отводя глаз от окровавленного набалдашника трости. После чудовищного приступа ярости Аксель не произнес почти ни слова, но сейчас поднял голову.

— А как мы донесем его до кладбища? Не проще ли похоронить в лесу?

— У вас же есть мопед с прицепом. — Францу, очевидно, очень нравилась его идея. — В чем проблемы? Закопаем в лесу — обязательно какой-нибудь зверь доберется. А кому придет в голову лезть в старую немецкую могилу? Там уже лежит пара таких, как он. Положим в прицеп, накроем чем-нибудь… Никто ничего не заподозрит.

— Копать могилы — это по моей части… — с отсутствующим видом произнес Аксель, опять уставившись на набалдашник. — Этому-то я научился…

— Мы с Францем все сделаем, — с неожиданной решительностью заявил Эрик. — Ты останешься здесь, Аксель. А ты, Бритта, иди домой. А то они, наверное, заждались тебя к ужину.

Он почему-то говорил очень быстро, не сводя глаз с брата.

— А про меня никто и не спросит, — глухо сказал Франц. — Так что я могу остаться. Подождем до десяти, после десяти на улицах все как вымерло, и уже темно.

— А как быть с Эльси? — медленно и раздельно спросил Эрик. — Она ждет, когда он вернется… Он же отец ее ребенка…

— Вот именно… немецкого ублюдка! Да так ей и надо! Сама кашу заварила, пусть расхлебывает! — с неожиданной яростью прошипел Франц. — Эльси ни слова! Поняли? Пусть думает, что он уехал и слинял. Не он первый, не он последний! Да он так бы наверняка и сделал. У меня лично к ней никакого сочувствия. Есть возражения?

Все угрюмо молчали.

— Значит, решено. Это наша тайна и ничья больше. Иди домой, Бритта, а то тебя с собаками начнут искать.

Бритта встала и, не говоря ни слова, приняла из рук Эрика платье и вышла — умыться и переодеться. Последнее, на что она обратила внимание, — взгляд Эрика. Вся злость, появившаяся было, когда он узнал тайну Ханса, исчезла. Остались боль и стыд.

Через несколько часов они опустили Ханса в могилу, где ему предстояло пролежать шестьдесят лет.

Фьельбака, 1975 год

Эльси аккуратно положила рисунок Эрики в сундучок. Туре с девочками отправились на лодочную прогулку, и на несколько часов дом был в ее полном распоряжении. В такие минуты она приходила сюда, на чердак.

Жизнь сложилась совсем не так, как она ожидала. Эльси достала синие тетради и рассеянно повертела их в руках. Господи, как молода она была тогда… И как наивна! Сколько несчастий можно было бы избежать, если бы она знала тогда все, что знает теперь… Нельзя любить слишком сильно — слишком высокую цену надо за это платить. Она и сейчас продолжает расплачиваться — за то, что позволила себе любить слишком сильно.

Но она выполнила решение, принятое тогда, — никогда больше так не любить.