Самое трудное было вернуться. Он едва ли представлял себе, как решится переступить порог своего дома. Но когда в аэропорту его встретили двое сочувствующих горю полицейских и отвезли домой, он собрался с духом. За несколько дней ему как-то удалось примириться с содеянным. Казалось, дух Эрика незримо присутствует в доме, и он даже заключил с ним своего рода перемирие. Эрик простил ему то, что он сделал. Но не простил Бритту. Конечно, Акселя нельзя прямо обвинить в ее гибели, но он прекрасно понимал, каковы будут последствия его звонка Францу Рингхольму. Он знал, что делал, когда сказал Францу: Бритта может в любую минуту их выдать. Мало этого — он подбирал слова и формулировки так, чтобы знать наверняка: Франц сделает именно то, что он ему исподволь внушает. Он сыграл на честолюбии Франца, на его политических амбициях и мечтах о власти. Уже во время разговора Аксель почувствовал, как распаляется Франц, как им овладевает та самая слепая ярость, которая всю жизнь была его движущей силой… Так что он, Аксель, виновен в смерти Бритты не меньше, а скорее всего, больше, чем сам Франц. И это его мучило. Он постоянно вспоминал, как смотрел на Бритту ее муж — с такой любовью, которая ему и не снилась. Он даже предполагать не мог, что можно так любить. И он у них все это отнял.
Еще один самолет поднялся в воздух и улетел в неизвестном направлении. Все. Он дошел до конца. Ему лететь некуда.
И когда через пару часов на его плечо легла чья-то рука и чей-то голос произнес его имя, он почувствовал облегчение. Почти радость.
Паула поцеловала Юханну в щеку, а их новорожденного сына в темечко. В голове у нее никак не укладывалось, как могло так получиться, что она все пропустила. И что Мельберг оказался таким замечательным другом.
— Прости меня, прости. Прости, ради бога, — повторила она. Уже, наверное, в сотый раз.
Юханна устало улыбнулась.
— Ты даже представить не можешь, как я тебя костерила… Но теперь-то мне ясно — ты сидела в подвале. Хорошо, что все обошлось.
— Я тоже… я имею в виду, с тобой тоже все обошлось. — Паула опять поцеловала ее. — Слушай, он… просто потрясающий.
Она никак не могла привыкнуть к мысли, что все уже позади.
— Подержи-ка его.
Паула осторожно присела на край кровати, взяла младенца и начала тихонько его укачивать.
— А теперь… Теперь посчитай, какая была вероятность, что у Риты именно в этот день откажет мобильник.
— Мама до сих пор прийти в себя не может… Она совершенно убеждена, что ты не будешь с ней разговаривать до конца жизни.
— Она же не умеет чинить мобильники… — засмеялась Юханна. — Их вообще никто не умеет чинить — выбрасывают и покупают новые. И потом — у меня же нашелся рыцарь.
— Кто бы мог подумать? — Паула сделала большие глаза. — А ты бы послушала, что он там несет в комнате для посетителей! Сидит и хвастает: какой феноменальный мальчик!.. И каких трудов тебе это стоило! И если мама еще в него не влюбилась, теперь это случится неизбежно. — Паула закрыла глаза и покачала головой. — Пути Господни неисповедимы.
— В какой-то момент мне показалось, что он вот-вот удерет, но должна признать, Бертиль был на высоте.