Если эта догадка верна, то приходится признать — карьера Якова Брюса есть дело рук самого Якова Брюса, который в средствах не стеснялся.

Но сам его «выход» на Франца Лефорта — показатель еще одной возможной причины, по которой он был персоной грата у Петра.

3. Лютеранин Яков Брюс, могущественные родственники которого оставались в Шотландии, магистр наук Амстердамского университета, был для Петра представителем той самой, обожествляемой им Европы. Ему прощалось многое, что не прощалось «своим», коренным русским.

Именно по этой причине, как «служилый иноземец», хорошо известный в Немецкой слободе и многих в ней знавший, он легко попал в компанию к Лефорту. Очень может быть, и Лефорта просили о нем какие–то общие знакомые.

4. Как у многих тиранов и до, и после, у Петра хватало ума не резать курицу, несущую золотые яйца. Так, много позже Владимир Иванович Вернадский будет до самой смерти в 1945 году возглавлять Радиевый комитет, целую кучу комиссий, готовить свою школу, будет вхож в ЦК — и это притом, что В.И. Вернадский был одним из основателей партии кадетов! Притом что его дочь жила в Праге, а сын преподавал в Принстонском университете! Притом что Вернадский даже и не очень скрывал свое… скажем так, свое достаточно сложное отношение к советской власти. Но слишком уж полезен, слишком важен будет он для многих и многих направлений в советской политике! Придется «терпеть» его», «прощать» ему то, за что многие платили не только карьерой, но и жизнью, и десятками лет лагерей.

Может быть, Яков Брюс — это Вернадский XVIII века? Тот, кого Пётр вынужден был терпеть, потому что без него будет хуже?

Все это, конечно, вопросы без единого ответа.

Как и вопрос — а что думал о своей жизни и своей судьбе сам Яков Вилимович? Что для него–то было главным? Дело в том, что Яков Вилимович не оставил никаких документов, никаких свидетельств своего отношения и к Петру, и к самому себе, и к своей эпохе. Похоже, тут сказывается одно из двух качеств, очень помогавших Якову Вилимович: он поразительно умел пить, не пьянея, и так же поразительно умел держать язык за зубами. Благодаря этим качествам, он не делал ошибок по службе, но и не оставил никаких интересных записок. И дневника тоже не вёл.

Во всяком случае, чем больше присматриваешься к его фигуре, чем больше думаешь о нем, тем основательнее складывается уверенность: это был очень «закрытый» человек, отнюдь не стремившийся давать окружающим слишком много сведений о себе.

И второе — это был человек, живший в сложных духовных измерениях активнейшей интеллектуальной жизнью. В частности, и поэтому он менее заметен, менее известен, чем многие другие — чем те, кто старательно лезли на авансцену и принимали там картинные позы. Брюсу нужно было совсем другое. Вынужденный зарабатывать на жизнь трудами офицера и придворного, он всегда имел в этой жизни другой пласт, почти скрытый от всех остальных.

Для характеристики Якова Вилимовича Брюса очень важно, что он не любил Петербурга. По крайней мере, у нас нет никаких сведений, что Петербург вызывал у него вообще какие–то положительные эмоции. Вот Москву Яков Брюс любил, это известно совершенно точно. В Москву он возвращался всегда с удовольствием и, если мог выбирать, где ему находиться, — обычно выбирал Москву. С Москвой связана вся интеллектуальная деятельность Якова Брюса, особенно с Сухаревой башней, в которой у него были свой кабинет и астрономическая лаборатория.