Последний день карнавала 1759 года. В придворном театре должна идти комедия русского автора. Станислав Понятовский убедительно просит Екатерину присутствовать, чтобы положить конец слухам о ее якобы заточении в собственной спальне по приказу императрицы. Екатерина заказывает кареты себе и свите, но граф Александр Шувалов, с лицом, постоянно дергающимся от тика, сообщает ей, что великий князь против этого выхода в свет. Она тотчас понимает причину этого резкого отказа: если она поедет на спектакль, ее должны будут сопровождать фрейлины, в их числе фаворитка Петра Елизавета Воронцова, с которой он, по-видимому, намеревался провести вечер.

Екатерина настаивает, прибегает Петр и кричит «с каким-то странным орлиным клекотанием». Она возражает ему и Александру Шувалову тоже. Она пойдет в театр, если надо – одна и без кареты. Но сперва она напишет императрице о том, как третирует ее муженек, и будет просить разрешения покинуть двор и вернуться в Германию, в свою семью. Великий князь уходит, за ним несколько озадаченный Александр Шувалов, а Екатерина тотчас берется за перо. «Я стала писать письмо императрице по-русски, в максимально патетическом стиле, – вспоминает она в своих „Мемуарах“. – Начала с перечисления благодарностей за милость и благодеяния, мне ею оказанные со дня приезда моего в Россию, и добавляла, что, к сожалению, я их не заслужила, ибо навлекла на себя ненависть великого князя и явное неудовольствие Ее величества, что я очень несчастна и умираю от скуки в своей спальне, где мне запрещают самые невинные развлечения, а посему настоятельно прошу ее положить конец моим мучениям и отослать меня обратно к моим родственникам тем или иным способом, по ее усмотрению. Поскольку живу я хотя и в одном доме со своими детьми, но их не вижу, мне все равно, нахожусь ли я рядом или за сотни километров от них; я знаю, что она окружила их заботой, какой им не обеспечат мои скромные возможности, и осмеливаюсь просить ее продолжать эти заботы и что в надежде на это я проведу остаток жизни среди своих родных в молитвах Всевышнему за ее здоровье, за здоровье великого князя, детей моих и всех, кто делал мне добро или причинял зло, но состояние моего здоровья, из-за всех пережитых горестей, таково, что мне приходится опасаться за жизнь мою, а посему и обращаюсь к ней с просьбой отпустить меня лечиться на воды, а оттуда – к родителям».

Очевидно, Екатерина заранее обдумала это письмо. Она полагает, что пришел момент, когда надо идти ва-банк. Ей грозят, будет грозить и она. Она блефует с поразительным хладнокровием. Просит разрешить ей то, чего на самом деле она больше всего боится, – уехать из России. Да и куда ей ехать, если вдруг императрица удовлетворит ее просьбу? В Германию? Отец ее умер, единственный брат поссорился с королем Пруссии и сражается в рядах австрийской армии, Фридрих лишил мать доходов от герцогства Цербстского, и она скрывается в Париже под именем графини Ольденбургской, в долгах как в шелках, запуталась в политических и любовных интригах, влачит несчастное существование эмигрантки, поносит своих врагов и мечтает быть принятой в Версале. Императрица и слышать не хочет об этой назойливой «кузине». А великая княгиня, имея ограниченный доход, не может удовлетворить запросы своей матушки. В 1759 году Иоганна фактически разорилась. По ее словам, дочь высылает ей «несколько фунтиков чая да ревеня». И на самом деле Екатерине хочется забыть и прошлое, и свою семью. Она – удивительный пример добровольного отказа от своих исконных корней. Всякий взрослый человек в большей или меньшей степени питается свежими силами, черпая их в своем детстве, он связан тысячью чувствительных струн со скрытой силой родной земли. Она – нет. Раз и навсегда она решила, что ее место – в России. Природе этого человека напрочь чуждо чувство сомнения. Она терпеть не может возврат к прошлому, угрызения, колебания, увертки. С самых юных лет она живет для борьбы, для побед. И теперь она надеется, что царице придется принимать решение и она отступит перед столь поразительным отказом. Не без опасений вручила она письмо Александру Шувалову с просьбой немедленно передать его Ее величеству. Он обещает выполнить просьбу и, вдруг смягчившись, говорит, «подмигнув глазом», что заказанные ею кареты поданы. Екатерина, торжествуя, выходит из дворца и в приемной видит великого князя и Елизавету Воронцову, играющих в карты. «Увидев меня, он встал, чего он никогда не делал, и она тоже. Я ответила глубоким реверансом и пошла своим путем».