Мы покинули дом моего дядюшки, значительно восстановив свои силы. Однако опасность не миновала – так подсказывало мне мое нутро. Кроме того, я беспокоился, что, остановившись в его доме, мы навлекли на дядюшку Амброуза неприятности, могущие подорвать его репутацию.
Однако, если у него и были сомнения на этот счет, их вскоре развеяло восхищение от знакомства с Грейс Ричардсон. К их обоюдной радости выяснилось, что он знал ее покойного дядю с материнской стороны, который тоже был адвокатом и владел землями в Уилтшире. Естественно, что из-за этого наши ланчи и обеды с дядюшкой Амброузом всем нам доставляли огромное удовольствие.
Судя по ее оживленности, общение с ним оказалось менее трудным для Грейс Ричардсон, чем общение со мной, во всяком случае, пока что. Я объяснял это тем, что она, женщина мне незнакомая, желала, чтобы я предпринял ради нее нечто очень трудное, даже опасное, и что она чувствовала, какое тяжкое бремя она на меня возложила.
И хотя я страстно стремился беседовать с ней, душа моя радовалась, когда я видел, как нервное напряжение оставляет ее, если она находится в обществе моего дяди. Они часто подолгу разговаривали наедине. Кроме того, Грейс Ричардсон радовало появление в доме множества женщин, вызванных миссис Уилфрид по приказу дядюшки Амброуза, чтобы пополнить ее гардероб. Новые платья подчеркивали ее красоту, и она так оживилась, что я смог представить, какой она обычно бывала, если ничто ее не беспокоило; сердце мое готово было вырваться из груди.
Дядюшка мой оказался радушным и весьма обходительным хозяином. Когда он узнал, что она чувствует себя отдохнувшей, он показал ей свои картины и рассказал историю каждой из них; он открыл для нее коллекцию столового серебра, все многочисленные комнаты в доме с их изящной меблировкой. (Матушка моя как-то говорила мне, что ее брат очень гордится своим домом: кто-то когда-то сказал, что у него «самый прекрасный дом в Бристоле». Матушка тогда едко заметила, что такой дом у холостяка только зря пропадает.)
В какой-то момент нашего пребывания у дядюшки Амброуза я подумал, что он может помочь мне разрешить дилемму, что он может задать Грейс Ричардсон те вопросы, которые я боялся задать ей, и что она не заставит его замолчать, как это было со мной. Я подошел к нему с этой просьбой, но он лишь улыбнулся мне и сказал:
– Женщинам приходится быть уклончивыми, Джим.
В день нашего отъезда за всем присматривал дядюшка Амброуз. Из окна гостиной он наблюдал за длинной улицей, идущей вниз по склону перед домом. Мы были полностью готовы уже рано утром и ждали его распоряжений.
– Ну вот! – вскричал он наконец. – Смотрите! Вон моя карета: я приказал держать все окна закрытыми. Им понадобится десять минут, чтобы доехать до переднего крыльца. Я все время буду следить за ними. А вам теперь следует выехать через задние ворота.
Он хотел, чтобы мы не подверглись риску быть замеченными нашими преследователями, когда будем покидать Бристоль; кроме того, он дал мне письмо для матушки.
Я бросил быстрый взгляд на улицу из открытого окна. Дядюшкина карета с Молтби и его ужасными спутниками торопливым насекомым спешила вниз с холма напротив дома. Глаза мои защипало от страха, и единственным успокоением было сознание, что план дядюшки Амбро-уза правилен и разумен. Молтби с сотоварищами так или иначе оказались под его присмотром. Под покровом закона и в интересах его применения в данном округе уважаемый бристольский адвокат Амброуз Хэтт, по рекомендации своего друга, лорда главного судьи Гиббона, пригласил придворного советника сэра Томаса Молтби и его спутников погостить в его доме. Если бы Молтби в этих условиях отказался, он нанес бы оскорбление двум весьма значительным особам в то самое время, когда ему было необходимо выглядеть безупречным в глазах высшего общества. Во всяком случае, так рассуждал мой дядюшка.