— Младших пора укладывать, Олег. Останешься али с нами пойдешь?

— Пойду…

Только во дворе, в тени дома, сараев и навесов, стало понятно, что на Сураву опускается ночь — вокруг было так темно, что приходилось ходить чуть ли не на ощупь. Людмила повернула в конюшню, подвела малышей к сваленному в углу сену, велела ложиться на брошенную поверх сухой травы попону:

— Смотрите не подеритесь ночью! — предупредила она детей, накрывая каждого отдельным тулупом. — Коли по нужде побежите, не забудьте, куда спать вертаться.

Середин ошарашенно оглянулся на избу, потом повернулся к детям.

— Вот, — выпрямилась женщина. — Давно ли я Одинца так же укладывала. А ныне уже — мужчина вырос. Может и вовсе не прийти, не спрашивается.

— А чего в дом-то не идем? — перебил ее ведун.

— Дык, последний день зимы сегодня, — напомнила Людмила. — С мертвого на живое всё меняется. Навий день. Духи предков сегодня в дома возвращаются. Смотрят, всё ли в порядке, как дети порядки и заветы их чтут. Я им и стол ужо накрыла. А живым сегодня в дома нельзя. Навки с собой в зиму унесут, враз застынешь до смерти.

— Где же тогда спать? Ныне даже сеновалов нет, пустые, лето на носу.

— Ну, кто где может, тот там и устраивается, — засмеялась хозяйка, взяла его за руку, повела к бане.

Олег собрался было напомнить про всякого рода банщиков и их сотоварищей, но Людмила зашла с другой стороны, указала на приставленную к чердачному окошку лестницу. Забралась вслед за ведуном.

Наверху было тесно, пахло перегноем. Олег ощутил под ногами толстый, рыхлый слой соломы, настеленной, должно быть, для тепла. Продвинулся чуть дальше и оказался на толстой попоне.

— Помню, в девках была, сколько раз над баней ночевала. Отец строгий был, до петухов не успела — зараз двери на засов. Ты там опасливей крутись, мед опрокинешь.

— Так ты и мед сюда принесла?

— Я же знала, где ввечеру укладываться придется. Там и хлеб должон лежать, и расстегаи с грибами.

— Нашел. — Олег отхлебнул немного, протянул ей на голос. — А Одинец сюда не явится?

— Кто же в его годы домой спать ходит? — хихикнула Людмила. — Нешто у девок сеновалов нет? Бери пирог… Нащупал?

Так, на ощупь, они допили мед, каким-то чудом не разлив по чердаку, поели пирогов.

— Еще хочешь? — спросила женщина. — Последний. Я больше не буду.

— Давай, — вытянул руку Середин, но вместо холодного теста ощутил пальцами нечто мягкое и горячее, обтянутое полотняной тканью. — Что это?

— Это не он, — с усмешкой ответила Людмила.

— Я посмотрю…

Олег придвинулся вперед, дотронулся губами до горячей кожи, понял, что попал на брови, и начал легкими прикосновениями спускаться вниз, пока не нашел горячие губы, прижался к ним. Людмила откинулась на спину, забросила руки за голову, подставляя поцелуям подбородок, шею. Ведун провел рукой вниз, чувствуя, как тело жадно прижимается к ней в ответ, нашел юбку, собрал ткань в горсть, нащупал раскаленную, как сам Хорс, ногу и так же медленно начал продвигаться по ней наверх, к самому главному сокровищу.

— А-а-а-а!!! — Вопль, исполненный неподдельного смертельного ужаса, заставил его дернуться вверх, больно удариться головой о стропила. — А-а-а…