- Мне кажется, нужно заявить в милицию, - твердо ответила Муся. Пусть они разбираются, а ты в целях безопасности пока здесь отсидишься. Это будет разумно и правильно.
- Разумно? - я расхохотался, несмотря на всю напряженность ситуации. - Правильно? Мусенька, золотце мое, да ты просто не видела те материалы, которые есть в моем компьютере! Ты даже не представляешь себе, что такое наша милиция! И как это я пойду к ним с просьбой разобраться? С кем разобраться? С их же генералами, засевшими в министерстве? С их начальниками? Им собственная задница дороже.
- Тогда в ФСБ, - не сдавалась Муся. - Пойми, Андрей, нельзя сидеть сложа руки и ждать, когда снова что-нибудь произойдет. В ФСБ сидят крепкие профессионалы, они знают, что нужно делать в таких ситуациях.
- Все они одна шайка-лейка, друг друга прикрывают. Нет, Муся, я должен сам все вспомнить, чтобы понять, кому я мешаю со своей книгой. Или без книги, мешаю по каким-то другим причинам. Может быть, Маслов мне говорил что-то, называл конкретные имена, тогда я по крайней мере буду точно знать, кого нужно опасаться, и выстрою свое поведение таким образом, чтобы этот человек или эти люди не видели во мне опасности. Чайником прикинусь. С врагом лучше помириться, чем пытаться его уничтожить. Попытка ведь может и провалиться, а мир - это хоть какая-то гарантия.
- Как знаешь, - в Мусиных глазах читалось нескрываемое неодобрение. - Стало быть, тебе нужен психиатр?
- Самый лучший, - подтвердил я. - Сколько бы ни стоили его услуги. И такой, который не будет в целях саморекламы трепать на каждом углу, что у него лечится сам Корин. Я могу на тебя надеяться?
- Корин, - Муся тепло улыбнулась, - на кого ж тебе еще надеяться, если не на меня? Ты целиком состоишь только из головы и сердца, а твои руки, ноги и речевой аппарат - это я.
И через очень короткое время в моей жизни появился Бегемот. Я не страдаю излишним оптимизмом и верой в людей, поэтому отдавал себе отчет, что психиатр-психоаналитик, представившийся Михаилом Викторовичем, вполне вероятно, не самый лучший специалист из имеющихся в Москве. И не надо мне рассказывать про несгибаемых блюстителей врачебной этики. У меня самого родители-врачи, матушка - хирург, а отец был известным на всю столицу гинекологом, и все их окружение сплошь состояло из людей, связанных с медициной. С самого детства я прочно усвоил, что очень хорошие диагносты частенько не в ладах с этикой, запрещающей им упоминать о том, кто и от чего у них лечится, и наоборот, врачи, свято соблюдающие этические принципы, далеко не всегда блестящи как профессионалы. Конечно же, я хотел, чтобы специалист, которого найдет Муся, отвечал обоим требованиям, то есть одинаково хорошо умел и лечить, и молчать, но, как человек разумный, я понимал, что вряд ли это возможно. Каким-то одним из перечисленных качеств придется пожертвовать, и я решил пожертвовать, так сказать, медицинским критерием. Пусть уж лучше он будет не самым выдающимся психоаналитиком, но сможет гарантировать мне сохранение врачебной тайны, нежели наоборот. Может быть, мой случай не такой уж тяжелый и сложный, и с моей капризной памятью сможет справиться даже середнячок. Именно так я и заявил Мусе.