– А меня вы сильно ненавидите? – спросила Люси.

– Нет, что вы! Вы составляете исключение. Я вас люблю, хотя, если честно, не скажу, что особенно сильно.

– Благодарю покорно, – ответила она. – Я, кажется, понимаю, что у вас на уме. Ну, а что вы, например, скажете про американок?

Я взглянула на нее, улыбнулась и, покачав головой, ничего не ответила.

– Ну, знаете, вам лучше постараться поладить с ними. Это отличные девочки! Они будут оживлять всю нашу компанию.

– Я, пожалуй, еще примирилась бы с ними, если бы они не гнусавили так ужасно и не одевались бы так смешно. Их выговор в нос просто невыносим!

– Но, согласитесь, в них есть что-то очень привлекательное. Они такие веселые! Ну а говорят в нос – что ж, так говорят все американцы. Может быть, когда они пробудут несколько лет в Англии, то переймут у нас наши жеманные манеры.

– Жеманные манеры! – воскликнула я. – Что вы хотите этим сказать?

– Вы отлично понимаете, Маргарет, что я хочу сказать. Мы ведь, англичанки, держим себя ужасно натянуто; мы очень скрытные, и в нас много напускного. Я не говорю о таких девушках как Веда, которая держится с большим достоинством и в то же время с привлекательной непринужденностью. Я говорю вообще о большинстве английских девиц, как вы или я, например.

Поболтав еще немного, мы улеглись спать. Теперь я была уже не единственной обладательницей своей хорошенькой спальни – у меня появилась соседка. И под одной кровлей со мной спали милая Веда и две эти американки, которым суждено было стать моими мучительницами, но, с другой стороны, благотворно повлиять на мой своенравный и чересчур себялюбивый характер. Но это станет понятно из моего дальнейшего рассказа.

На следующее утро я проснулась, когда еще только рассветало. Люси, которой требовалось так мало времени на утренний туалет, еще спала крепким сном, и я не стала ее будить. Я вышла в сад, чтобы срезать цветы для украшения нашего чайного стола. Вдруг я услышала чей-то веселый голос и увидела приближающуюся ко мне Адель Спаркс. На ней было то же самое короткое, дурно сшитое платье, в котором она приехала накануне; волосы были плохо причесаны, и вся она имела довольно неряшливый вид. Но при этом, однако, она производила приятное впечатление своим миловидным лицом и веселой непринужденностью.

– Доброе утро, мисс Паинька! – поздоровалась она.

– Пожалуйста, не называйте меня так, – обидчиво отозвалась я.

– Почему же не называть вас по имени, которое так вам подходит?

– Вы смеетесь надо мной, и мне это неприятно.

– Уж такая у нас манера, не взыщите! Впрочем, ведь и вы вольны посмеяться надо мной. Ну ладно, полно обижаться, давайте-ка мы лучше обойдем сад, и вы мне покажете все, что у вас тут есть хорошего. А кстати, скажите, как вы вообще намерены себя вести – наводить на нас тоску своим недовольным видом в этом очаровательном приходском домике, среди этой чудной природы, или все же вы позволите нам, девушкам из Калифорнии, вас немного растормошить?

– Из Калифорнии? – переспросила я. – А я думала, что вы приехали из Северных Штатов Америки