Была у меня одна очень далёкая знакомая, какая-то редакторша с телевидения, мы с ней пару раз встречались по работе. Она иногда мне звонила и просила: «Поговори со мной…» И я с ней говорила. Она опять: «Поговори еще…»

Правда, когда я слушаю себя, думаю: да, что-то есть. Но когда я говорю, то не замечаю, что у меня есть голос. Я никогда не курила – не хотелось. И никогда не ем мороженое. Потому что, когда я увлекалась мороженым, могла в одну секунду заболеть ангиной. Потом она проходила тяжело, и я поняла, что лучше отказаться от ледяного десерта и больше не болеть ангиной.

Однажды в нашем театре ко мне подскочила из репертуарной конторы девочка и сказала: «Валентина Илларионовна, вас просят сегодня сыграть во „Вдовьем пароходе” роль…» А там пять главных женских ролей, и актриса, которая играла в спектакле, потеряла голос. Я сказала: «Нет. Голос надо беречь, и тогда не будет он садиться. Играть я и выходить с тетрадкой за два часа до начала спектакля, не зная ни одного слова роли, я не буду! Пусть кто-нибудь другой, более смелый, попробует!»

До сих пор поражаюсь, что мой голос подошёл для картины «Ирония судьбы». Это была очень ответственная работа, и мне удалось выполнить её достойно. Я сыграла то, что не доиграла Брыльска.

Потом произошёл настоящий бум. Ленка Судакова мне рассказывала, как проходил первый просмотр «Иронии судьбы» на «Мосфильме». Был полный зал. Я не присутствовала. Меня, конечно, не пригласили. Открылись двери, и вывалились люди, распаренные, красные. Первым шёл Губенко. Он мерил мосфильмовский коридор широкими шагами, а за ним бежала Жанна Болотова и кричала: «Коля, это озвучание, это озвучание!..»

Когда успех фильма стал сумасшедшим, я взяла Лену за грудки и спросила: «Почему ты так настаивала, чтобы именно я озвучивала? Почему ты долбила, ходила?» И она сказала: «Валя, по сути, это твоя роль, но не твоя судьба, что ты её не сыграла. Ты не виновата, что Рязанов взял польскую артистку».

Вот эта ленинградская учительница, которая всю жизнь была любовницей, и у неё ничего не происходило в личной жизни, и она надеялась выйти замуж за Ипполита – Яковлева. И свалилась на неё эта ночь с Мягковым. Обрушилась, как дар свыше. Мне, кстати, Мягков очень нравился…

Потом мне многие стали говорить, что я могла бы сыграть эту роль. А Эльдар Александрович меня даже не пробовал. Гурченко пробовал, Фрейндлих, Голубкину. Восемь проб сделал Свете Немоляевой. Но однажды он сказал, что в «Иронии судьбы» Талызина сыграла половину роли. Ну да, с точки зрения режиссёра и зрителя, это действительно полроли, голос за кадром. А для меня это целая роль.

«Иронию» я не смотрю, я её только слушаю. Мой любимой кусок – когда летит самолёт и мы с Мягковым читаем стихи. Озвучивать этот кусок было непросто. Да и присутствие Рязанова на меня действовало. Когда он находился рядом, я не могла так сразу, с ходу взять конец строки, ударение, паузы. Эльдар Александрович орал, что я не держу ритм, ещё чего-то не делаю. Я на него, конечно, разозлилась. Думала: «Я тебе сейчас всё сделаю: и ритм, и паузы! Прочту твой вариант, а потом свой!» А я знала, что всегда делается два-три дубля. И потом, когда я уже дома сидела и смотрела картину, с большим интересом ждала, какой он взял дубль: мой или свой… Он взял мой вариант.