Немного отдышавшись, мы одновременно нагнулись над пакетом. Ничего не тикало. Пакет лежал, можно сказать, молча, не издавая никаких звуков. И запахов тоже.

— Тикало бы, если бомба, — почему-то шепотом заметила я.

— Тяжелое, как сто тысяч чертей, — без всякой связи ответил муж тоже шепотом.

Какое-то время мы стояли над свертком неподвижно. Возможно, думали, что делать, но я не уверена — вряд ли мы оба были на это способны. Однако долго я так стоять не могла.

— Что будем делать? — мой драматический шепот разорвал затянувшуюся тишину.

— Не знаю, надо бы посмотреть… — неуверенно отозвался муж.

— Распаковать?

Не отвечая, он кивнул, не отрывая взгляда от притаившейся змеи.

— С соблюдением всех правил предосторожности, — прошептала я. — Ты знаешь эти правила?

Оторвав наконец взгляд от пакета, муж взглянул на меня и словно проснулся.

— Какого черта мы шепчем? — спросил он нормальным голосом. — Того и гляди, совсем спятим! Ясное дело, надо узнать, что там внутри, теперь из-за твоих инсинуаций я спать не смогу. И вообще, может, из-за этого вор залез в квартиру, хотя само по себе проникновение в чужой дом уже преступление, а если это так или иначе связано с преступлением, я не хочу рисковать, и пусть оно раскроется, я сам это сделаю, и, кажется, я окончательно запутался…

— Ничего, я поняла тебя. Ты хотел сказать, что, если будет или было совершено какое-то преступление, трудно доказать твою невиновность. Заметь, я в таком же положении.

— А наши показания в пользу друг друга помогут как мертвому припарки. Придется вскрыть шаманское имущество.

— Давай лучше откроем в кухне, — предложила я. — Там и вода под рукой, и разный инструмент. Муж согласился, осторожно взял пакет в объятия и отнес на кухонный стол. Он уже взял нож и приготовился разрезать бечевку, но я его остановила:

— Погоди, а вдруг там ничего такого нет? Тогда мы окажемся в глупом положении, вскрыли чужую собственность… Давай попробуем так его вскрыть, чтобы можно было в случае чего запаковать, как было.

Муж, естественно, согласился, и мы принялись за каторжную работу.

Сверток был упакован в грубую бумагу и несколько раз перевязан бечевкой. И как перевязан! Со множеством узелков, распутывая которые мы прокляли все на свете. Я поочередно пользовалась вилкой, штопором и вязальным крючком, муж использовал кусачки и клещи. Несколько веков прошло, прежде чем мы развязали проклятую бечевку.

Я уже взялась за угол оберточной бумаги, чтобы развернуть ее, но теперь муж меня остановил:

— Стой! Вот теперь надо соблюдать максимальную осторожность! Неизвестно, что нас ждет.

Я отдернула руку с таким ужасом, как если бы пакет рявкнул на меня. Сдвинув брови, муж думал.

— На всякий случай наденем маски и перчатки. От радиации это не спасет, но от радиации не спасет вообще ничего. А вот если там вдруг соединятся какие-нибудь химические субстанции, от отравляющих веществ убережемся.

Совет, конечно, правильный, и мне почему-то даже в голову не пришла простая мысль о том, что доставивший сверток неотесанный хам обращался с ним не очень-то осторожно, да и мы уже неоднократно перетаскивали его с места на место. Субстанции имели прекрасную возможность уже давно соединиться и начать испускать отравляющие вещества. Нет, об этом я не подумала, а кинулась к аптечке, достала вату и марлю, и уже через минуту мы с мужем выглядели, как жертвы какой-то катастрофы. Белые подушки на лицах оставляли свободными только глаза, а голоса доносились как из бочки. Сняв бумагу, мы обнаружили большую картонную коробку, тоже с необыкновенной тщательностью перевязанную бечевкой. Похоже, до конца дней своих нам предстоит распутывать узелки.