– Если ты действительно решилась покончить со всем, о царица, поспеши, ибо скоро Октавиан получит твое письмо и пришлет сюда своих слуг. – Я достал фиал с прозрачным, как вода, смертоносным зельем и поставил его на стол.

Клеопатра взяла его и стала рассматривать.

– А выглядит так невинно! Никогда не заподозришь… – задумчиво произнесла она. – Но в этом сосуде заключена моя смерть. Как странно…

– Да, царица, этого хватит, чтобы убить еще десятерых. Все пить не нужно. Достаточно нескольких капель.

– Я боюсь, – прошептала она. – А вдруг смерть не будет безболезненной и мне придется мучиться? На моих глазах умирало от яда множество людей, и ни один не умер легко. А некоторые даже… Ах, мне страшно об этом думать!

– Не бойся! Я хорошо знаю свое дело. Но, еcли тебе страшно, выбрось яд и продолжай жить. Быть может, в Риме ты еще можешь обрести счастье. Да, в Риме, по улицам которого тебе предстоит пройти в триумфе Октавиана под хохот жестоких римлянок, который заглушит звон золотых цепей.

– Нет, я умру, Олимпий! Ох, если бы кто-нибудь указал мне путь!

Ирас отпустила ее руку и ступила вперед на шаг.

– Дай мне свое зелье, лекарь, – сказала она. – Я пойду первой и встречу свою царицу.

– Как пожелаешь, – ответил я. – Ты сама выбрала свою судьбу. – И я отлил из фиала несколько капель в маленький золотой кубок.

Она подняла кубок, низко поклонилась Клеопатре, подошла к ней и поцеловала в лоб. Потом она поцеловала Хармиону и тотчас, не произнеся молитвы, ибо была гречанка, выпила яд. Она успела лишь поднести руку к голове, после чего упала на пол и умерла.

– Теперь ты видишь, – произнес я в наступившей тишине, – как действует яд: смерть наступает быстро.

– Да, Олимпий, ты изготовил совершенный яд. Я хочу пить, наполни чашу, чтобы Ирас не ждала меня долго у ворот царства Осириса, ей там одиноко!

Я снова налил зелье в кубок, но, когда ополаскивал его, незаметно подмешал в яд немного воды, ибо я не хотел, чтобы она умерла, не узнав, кто я.

И тогда царственная Клеопатра, приняв у меня кубок, обратила свои прекрасные глаза к небу и стала громко говорить:

– О вы, боги Египта, покинувшие меня, я не стану вам молиться, ибо вы остались глухи к моим стенаниям и не увидели моего горя и моих слез. И потому я взываю к последнему другу, которого боги, уходя, оставляют беспомощному человеку. Прилети, Смерть, осеняющая своими сумеречными крыльями весь мир, услышь меня! Приди ко мне, о царица царей, десницею своей уравнивающая владык и рабов и священным дыханием своим уносящая нас из земного ада. Укрой меня там, где не дуют ветры и вода останавливает бег, где не бывает войн и куда не добраться легионам Октавиана! Забери меня в новое царство и сделай царицей в стране Покоя! Ты мой властелин, о Смерть, поцелуй меня! Моя Душа сейчас рождается заново. Смотри, вот она, новорожденная, стоит на краю Времен! Сейчас… Сейчас… Уходи, прощай, Жизнь! Приди, Вечный Сон! Приди ко мне, Антоний!

И, посмотрев еще раз на небо, она выпила яд и бросила кубок на пол.

И вот тут наконец настал миг отмщения, миг, которого я столько лет ждал, миг мести разгневанных богов, миг исполнения проклятия Менкаура, обрушившегося на ту, кто совершил кощунство.