— Допустим, — сказал я. — Допустим, что Система несет галактике только разумное, доброе и вечное, и вообще одни плюсы. Почему же тогда другие ваши предки были против ее создания?

— О, они приводили массу аргументов, — сказал Флойд. — Кто-то, как и вы, говорил, что приводя разумную жизнь к общему знаменателю, мы ограничиваем ее естественное развитие и рискуем никогда не узнать что находится там, за великим порогом. Другие говорили, что иные расы должны иметь право на самоопределение и свой собственный путь, даже если он ведет их к погибели. Кто-то утверждал, что Система не может быть стабильной, и ее крушение приведет к еще худшим последствиям, чем если бы она и вовсе не была создана. Но Система работает. Она расширяется. И разум все еще не покинул эту часть вселенной.

— Но если вы потомки тех, кто был против, то откуда на вашей планете врата?

— Мы наблюдаем, — сказал Флойд.

— Только наблюдаете?

— Иногда кто-то из нас уходит в Систему, — сказал Флойд. — Чаще всего они уже не возвращаются, и нас становится меньше. Но мы, оставшиеся, наблюдаем.

— И не вмешиваетесь?

— Это невозможно, — сказал Флойд. — Если вы думаете, что мы отсюда как-то может корректировать происходящее в игровых мирах, вы заблуждаетесь. Система самодостаточна, автономна и замкнута на себя. Повлиять на нее снаружи невозможно.

— А изнутри?

— Вы и так делаете это каждый день.

— Ладно, — сказал я. — Это ваша родная планета?

— Нет, наши предки поселились здесь уже после того, как Система была запущена, — сказал Флойд.

— Но вы — потомки тех, кто был против, — сказал я. Похоже, Элронд ошибался, и первого портала, от которого зависит работа общей сети, здесь нет. Может быть, его вообще нигде нет. — А где потомки тех, кто был за?

— Они ушли в системные миры, растворились там и стали их частью, — сказал Флойд. — Полагаю, что большинство уже умерло.

— Почему вы мне все это рассказываете? — спросил я.

— Потому что вы спрашиваете. Если вы продолжите спрашивать, завтра вам расскажут больше.

А может быть, это из-за чувства вины, которое представитель высшей цивилизации испытывает при встрече с аборигеном, чем родной мир он уничтожил. А может быть, чувство вины им и вовсе неведомо.

— А теперь, с вашего позволения, я отправлюсь отдыхать, — сказал Флойд. — Завтра на рассвете я собирался писать этюд.

— А я, с вашего позволения, еще немного побуду на свежем воздухе, — сказал я. — Надо проветрить голову после всего, что я тут услышал.

— Конечно-конечно, — сказал он. — Как вам будет угодно.

И он ушел.

Над планетой висело сразу три луны оттенка дешевого сыра, и под светом этих лун я сначала сидел за столом, а потом пошел прогуляться. Отойдя от дома подальше и забредя в высокую траву, я попытался сделать вид, что любуюсь незнакомыми звездами, а сам носком кроссовка вырыл небольшую ямку и ссыпал туда смертоносное содержимое моих карманов. Присыпал ямку земле и притоптал.

Детская, конечно, выходка, но мне стало немного спокойнее, да и вряд ли я сумею отыскать тайник получше. Может быть, если они и правда все такие творческие и возвышенные, они за мной на самом деле не следят. Может быть, трава хоть частично скрывала обзор. Может быть, хотя это и очень маловероятно, они ничего не найдут.