И, словно в ответ на его слова, дверь распахнулась и появилась их служанка Гапка. Малфрида лишь привычно глянула на нее, но потом посмотрела уже внимательнее. Догадалась – это и есть жена Малка. Неказистая, коренастая, не чета ей, но все же жена. И под ее передником топорщится живот. Они ждут ребенка.

– И ты променял меня – меня! – на эту рабу?

Малфрида почувствовала себя униженной. Малк, ее Малк сошелся с приживалкой-рабыней! Променял свою великую любовь на обычную бабу, которая куховарила и опекала его в отсутствие жены… А еще грела ему постель, раздвигала ноги… пока не понесла от него. И Малк уже не одинок. У него есть жена, наверняка тоже христианка, которая родит Малку дитя, какого так и не принесла ему Малфрида. И теперь ей надо уйти…

Ну уж нет. Так просто она не позволит им себя отринуть!

Ведьма ощутила, как в глубине ее как будто опалило огнем. Заурчала утробно. Прикрыла глаза, наслаждаясь тем, что поднималось в ней – звериная, лютая злоба. Ведьма вцепилась в плетень, и сквозь варежки стали прорезаться когти, а из приоткрытого в недоброй улыбке рта появились клыки. Вот сейчас она выпустит это из себя и разорвет их обоих. Это будет ее месть за предательство и унижение! Она набросится на них – и лишь кровавые ошметки полетят! Ну же…

Она вызвала то темное, что таилось в ней… но испытала только бессилие. Даже когти втянулись, гневная волна иссякла. И когда Малфрида открыла глаза, она увидела, что Малк стоит, заслоняя собой проход к дому, и сотворяет крестное знамение, шепчет что-то негромко. Молитву наговаривает. И… ничего не произошло. Неужели этого достаточно, чтобы сдержать чародейство столь сильной ведьмы?

Малфрида сглотнула ком в горле. Произнесла негромко:

– Ты понял, что бы сейчас могло случиться?

– Да. Но моя вера оградит меня.

Даже ее чар он уже не опасался. И не страх был в его глазах, а грусть.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – тихо спросила Малфрида. – Чтобы исчезла из твоей жизни, будто меня никогда и не было? У тебя ведь теперь есть другая. Ты ее любишь.

Глаза Малка вдруг стали совершенно беспомощными. Он оглянулся на сжавшуюся у столбика крыльца беременную женщину, потом перевел взгляд на стоявшую перед ним с гордо вскинутой головой роскошную ведьму. И застонал.

– Да, я полюбил ее. Она мне утешение и родная душа. Однако – помоги мне Боже! – я ведь и тебя люблю! Как тебя можно забыть? Поэтому… Я ведь переживаю за тебя, я хочу тебе только добра. И хоть ты не послушаешь меня, я все же прошу тебя: спаси свою душу! Мне больно осознавать, что твоя сила тебя же и губит. А спасет тебя лишь одно – прими истинную веру!

Малфрида удивленно взглянула на него. По сути, он повторил то же, что и Никлот. Но Малфрида знала – они просто пугают ее. Пугают, потому что сами опасаются ее колдовских сил. Запрокинув голову, она захохотала – звонко, оглушительно, недобро.

Итак, Малк ее по-прежнему любит, но хочет, дабы ради него она перестала быть самой собой? А ведь она почти согласилась пойти на это, готова была стать ему верной женой. Но уподобиться жалким христианам? Уподобиться самому Малку? Да он уже для нее ничто!