К тому моменту (Путилину всего лишь 41 год) он уже серьезно болен «вследствие тех особенностей службы, и опасностей, и лишений, с которыми сопряжено было исполнение лежащих на мне обязанностей»{221}. Иван Дмитриевич испрашивает четырехмесячный отпуск, чтобы по совету докторов «воспользоваться единственно возможным для моей болезни лечением карлсбадскими водами и купанием в морских ваннах на южном берегу Франции»{222}. Ввиду тяжелого материального положения Путилин просит на время отпуска сохранить ему денежное содержание. Начальство удовлетворяет все его просьбы.
Путилин ещё несколько раз уходил в отпуск для поправки здоровья (должность начальника обычно исполнял чиновник для поручений СПбСП Иван Иванович Соловьев, однако в 1871 году Путилина замещал штабс-капитан Василий Михайлович Орлов). Но в конце 1874 года врачи стали настаивать на том, чтобы он оставил Сыскное навсегда, поскольку не только продолжать службу – даже обходиться без посторонней помощи он уже не мог. Борясь с собственной немощью, Путилин дважды уходил в отставку по болезни (с 01.02.1875 по 03.06.1878 и с 31.07.1881 по 01.04.1883), но, подлечившись, возвращался в кабинет начальника Сыскной полиции.
Известный судебный деятель Анатолий Федорович Кони познакомился с Иваном Дмитриевичем в 1873 году:
«По природе своей Путилин был чрезвычайно даровит и как бы создан для своей должности. Необыкновенно тонкое внимание и чрезвычайная наблюдательность, в которой было какое-то особое чутье, заставлявшее его вглядываться в то, мимо чего все проходили безучастно, соединялись в нем со спокойною сдержанностью, большим юмором и своеобразным лукавым добродушием. Умное лицо, обрамленное длинными густыми бакенбардами, проницательные карие глаза, мягкие манеры и малороссийский выговор были характерными наружными признаками Путилина. Он умел отлично рассказывать и еще лучше вызывать других на разговор, и писал недурно и складно, хотя место и степень его образованности … “были покрыты мраком неизвестности”. К этому присоединялась крайняя находчивость, причем про него можно было сказать “qu’il connaissait son monde” (он знал людей, с которыми приходится иметь дело)»{223}.
Дело № 13. А.Ф. Кони «Убийство иеромонаха Иллариона»
«В Петербурге в первой половине семидесятых годов не было ни одного большого и сложного уголовного дела, в розыск по которому Путилин не вложил бы своего труда. Мне наглядно пришлось ознакомиться с его удивительными способностями для исследования преступлений в январе 1873 года, когда в Александро-Невской лавре было обнаружено убийство иеромонаха Иллариона. Илларион жил в двух комнатах отведенной ему кельи монастыря, вел замкнутое существование и лишь изредка принимал у себя певчих и поил их чаем. Когда дверь его кельи, откуда он не выходил два дня, была открыта, то вошедшим представилось ужасное зрелище. Илларион лежал мертвый в огромной луже запекшейся крови, натекшей из множества ран, нанесенных ему ножом. Его руки и лицо носили следы борьбы и порезов, а длинная седая борода, за которую его, очевидно, хватал убийца, нанося свои удары, была почти вся вырвана, и спутанные, обрызганные кровью клочья ее валялись на полу в обеих комнатах. На столе стоял самовар и стакан с остатками недопитого чая. Из комода была похищена сумка с золотой монетой (отец Илларион плавал за границей на судах в качестве иеромонаха). Убийца искал деньги между бельем и тщательно его пересмотрел, но, дойдя до газетной бумаги, которой обыкновенно покрывается дно ящиков в комодах, ее не приподнял, а под ней то и лежали процентные бумаги на большую сумму. На столе у входа стоял медный подсвечник в виде довольно глубокой чашки с невысоким помещением для свечки посередине, причем от сгоревшей свечки остались одни следы, а сама чашка была почти на уровень с краями наполнена кровью, ровно застывшей без всяких следов брызг.