Подозрения сыщиков пали на дворника Якима Федорова[17], проживавшую вместе с ним вдову предыдущего дворника Анну Карловну Андрееву и прачку Марию Архиповну Корнееву[18].

Вину Федорова и Андреевой, по мнению Сыскной, подтверждало найденное в дворницкой пальто убитой Григорьевой, запачканное кровью. Их объяснения, что-де нашли его в чулане уже после убийства и решили припрятать, показалось следствию неубедительным. Вину же Корнеевой «доказывали» башмаки, найденные в квартире Ашмаренкова, – сыщики пришли к заключению, что они принадлежат ей.

Подозреваемых задержали, в их жилье провели обыски, но похищенных вещей у них не нашли. В убийствах в Гусевом переулке никто из них не сознался.

Далее в своем рассказе «Убийство в Гусевом переулке»{73} Путилин пишет, что суд за неимением улик оправдал Остапова и Агафона с Анфисой (то бишь Федорова, Андрееву и Корнееву). И лишь после этого агентам Сыскной удалось напасть на след и изобличить убийцу – Дарью Соколову. На самом деле Федоров, Андреева и Корнеева, проведя полтора года в предварительном заключении, и оказались на скамье подсудимых вместе с ней.

Путилин в мемуарах уверяет, что это дело не давало ему покоя, что он поклялся найти убийцу, сие, мол, и привело к обнаружению и задержанию Дарьи Соколовой. Ниточку, ведущую к ней, раздобыл его агент Юдзелевич, который якобы подслушал в трактире разговор о сказочно разбогатевшей в Питере крестьянке-кормилице, подарившей мужу по возвращении в деревню золотые часы. На самом деле Соколова была раскрыта случайно, а не путем оперативно-следственных мероприятий. И если путаницу с фамилиями можно объяснить забывчивостью – все-таки за плечами Ивана Дмитриевича тысячи раскрытых дел, вспомнить через два десятка лет (когда писались мемуары) фамилии жертв и обвиняемых ему было сложно – с изобличением Соколовой Путилин явно лукавит, пытаясь замолчать собственную недоработку – в день убийства сыщиками не был вскрыт в кухне так называемый «жаровой канал». И только в марте 1868 года, когда родственникам Григорьевой разрешили забрать из квартиры её вещи, в жаровом канале были найдены «полотенце с кровавыми пятнами и верхняя часть женской рубашки с брызгами крови. Розыском полиции было дознано, что рубашка эта принадлежит жене временно-отпускного рядового Дарье Соколовой»{74}.

Соколова служила у Ашмаренкова горничной в 1856–1857 годах, но была вынуждена покинуть место из-за болезни отца{75}. В 1861 году она вышла замуж за Якова Соколова. А когда тот в 1865 году поступил на воинскую службу, Дарья вернулась в столицу и поступила кормилицей к полковнику Гомзину