– Дочка, он что-то про стационар сказал. Я не поняла. В больнице-то я давненько не была. Чего мне туда шляться, если у меня ничего не болит.

«Вот кремень бабка!» – с восхищением подумала Любава и попыталась объяснить:

– Бабушка, он не про больницу, а про сотовый телефон. – Любава вытащила свой смартфон и показала Авдотье Егоровне: – Вот!

– А, так вы про эту коробочку талдычите, нет, у меня такой нет. Да и зачем она мне?

«И то верно», – подумала Любава и тихо вздохнула.

– Авдотья Егоровна, – вернувшийся в комнату оперативник сел напротив Лапушкиной, – скажите, пожалуйста, а вы свой паспорт в последнее время никому не одалживали?

– Как это?

– Может, у вас паспорт брали люди, представившиеся работниками соцслужбы, ЖКХ или ещё что-то в этом роде?

Лапушкина покачала головой, а потом вдруг радостно захлопала в ладоши:

– Вспомнила! Месяцев шесть назад паспорт мой дочка брала!

– А как фамилия вашей дочки и где она живёт? – тотчас спросил Ринат.

– Фамилию я её не спрашивала, и где живёт она, я не знаю.

– Как же так? – растерялась Любава. – Вы ничего не знаете о своей дочери?

– Так она не моя дочь! – хихикнула старушка.

– А чья?

– А я почём знаю, – развела сухенькие ручки в стороны Лапушкина.

– Но вы же сами сказали… – начала Любава.

– Так это же я просто так её назвала! – догадалась о причине возникшей путаницы старушка. – Вот вы для меня, – обратилась она к Любаве, – тоже дочка.

– То есть вы отдали свой паспорт абсолютно незнакомой вам девушке? – насупился Ринат.

– А зачем мне с ней знакомиться? – удивилась Лапушкина. – Она сказала, что правительство перечислило мне тринадцатую пенсию и ей нужен мой паспорт, чтобы доставить деньги мне на дом.

– Что сделало правительство?! – изумлённо ахнул Ринат.

– Перечислило мне тринадцатую пенсию.

– И вы поверили?! – сердито спросил оперативник.

– А почему нет? – парировала Авдотья Егоровна. – Вот раньше нам всегда выдавали тринадцатую зарплату.

– Вы бы ещё вспомнили про царя Гороха! – вырвалось у Ахметова.

– При царе жили плохо, потому что пенсии не было, – внушительно проговорила Лапушкина, – а при советской власти о народе заботились.

– Так теперь же давно власть не советская! – воскликнул оперативник.

– Твоя правда, – грустно вздохнула старушка. – Буржуи вернулись! Изо всех щелей поналезли, весь двор запрудили своим металлом! И в универсаме так и хапают всё целыми тележками. – Наконец-то в голосе старушки прорезалась классовая ненависть.

– Не в универсаме, а в супермаркете, – машинально поправила Любава. – И потом, бабуленька, некоторые семьи сразу на неделю продукты закупают. Днём работа, дети малые, по магазинам больно-то не побегаешь.

– И то верно, – смягчилась Авдотья Егоровна и пустилась в воспоминания: – Мы, бывало, за килограммом гороха по два часа стояли, а перед тем как Леонид Ильич, царство ему небесное, золотой души человек, к власти пришёл, в очереди за хлебом стояли, занимали в шесть-пять часов утра.

– Авдотья Егоровна, – Любава попыталась вернуть старушку в сегодняшнее время, – значит, вы утверждаете, что отдавали свой паспорт девушке и она принесла вам тринадцатую пенсию? Или всё-таки не принесла?