Покупки Камский рассовал по карманам, заранее порезав бинт на несколько недлинных кусков. После всего он хотел перевязать жертве рану: а как оно там получится… Лезвие ножа Константин обработал водкой, чтобы случайно не занести какую-нибудь заразу. Нельзя сказать, чтобы от этих предосторожностей на душе было много легче, но в любом случае – лишним не выглядело. Женькин планшет и деньги, около тридцати тысяч – всё, что было в наличии, – лежали во внутреннем кармане куртки. Вдруг да сыграют решающую роль…

Центр города Камский отмёл сразу: суббота, многолюдство, патрули… После обеда он поехал в Грачёвку – худо-бедно знакомый район на окраине: разведать-осмотреться до начала «охоты», до первых сумерек. За последние лет семь Константин был там считаные разы и в основном – проездом. Так что освежить в памяти расположение дворов-улочек и прочей местности надо, надо… Если вдруг придётся бежать, то лучше знать, куда, чем ломиться наугад.

Грачёвка была выбрана не только из-за относительного знакомства с местностью. В памяти сидело что-то, связанное с этим районом и способное помочь. Камский никак не мог вспомнить, что именно. После пропажи Женьки голова была забита только одним; остальное преимущественно поблёкло-расплылось и сейчас не желало обретать прежние очертания. Но, вне всякого сомнения, что-то было, оставалось лишь вспомнить, что…

Детские площадки, изредка виднеющиеся за окном маршрутки, притягивали взгляд, но Константин мысленно поставил крест на попытке увести ребёнка оттуда. Слишком опасно, а рисковать сейчас следовало лишь в случае полной безнадёги. Пока время есть, поищем…

Он вышел за две остановки до конечной, зашагал по тротуару – спокойно, довольно быстро, но – не торопливо. По престижности район занимал одно из последних мест в городе из-за близости к старым очистным сооружениям, железнодорожным путям и промзоне времён социализма, около половины которой пустила под откос непредсказуемая поступь дикого капитализма. Другая половина выжила и с переменным успехом держалась на плаву, давно привыкнув к страшноватому соседству – разрушенным цехам и сооружениям.

Жилой фонд тоже не впечатлял. С дюжину серых панельных пятиэтажек, примерно столько же хрущёвок, густая россыпь частных жилищ с непременными огородами и несколько типовых домов едва ли не довоенной постройки: желтоватая облупившаяся штукатурка, два этажа, два мрачных подъездных зева, из которых по большей части тянуло стойким душком сырого подгнивающего дерева.

С момента, как Камский покинул маршрутку, пошёл второй час. Константин кружил по Грачёвке, кое-как унимая нервное напряжение: присматриваясь, изучая, запоминая. И упорно отыскивая зацепку, могущую вытащить из архива памяти нужную папку. Он чувствовал: это связано с детьми, но что и как… Всерьёз боялся, что это будет у него перед глазами, но «сложить два и два» – так и не получится.

Получилось.

«Ах, ты ж! – Камский чуть не зарычал от досады. – Просто ведь всё…»

«Зацепка» имела вид внушительного краснокирпичного полёта архитектурной мысли, медленно разрушающегося в центре Грачёвки. В конце восьмидесятых кто-то из деятелей в местных «верхах» посчитал, что самому трудовому району города позарез необходим самый большой Дворец Культуры и Творчества. Стройка длилась около двух лет, но приход демократии заморозил её на отметке «четыре пятых», с которой она не сдвинулась и поныне.