Тело зверски замученной им собаки все еще лежит в заброшенном помещении трансформаторной будки.
Максим Назаров до сих пор числится пропавшим без вести.
Его отец начал пить, мать часто ходит в храм. Молясь, она призывает Бога вернуть ей сына. Об искалеченной собаке с выбитым глазом она давным-давно забыла.
Громов Вадим
Рассказы
Во тьму
«Сейчас возьмёт, и – сядет… Глаза откроет».
Мысль не стучала или билась в голове, она скорее текла. Отрешённо, вязко – как густой сироп: не собираясь исчезать.
Камский неотрывно смотрел на лицо Альбины – по-прежнему милое, спокойное и удивительно беззащитное, уже неподвластное всем земным волнениям и тяготам. Именно эта беззащитность выворачивала и рвала душу Константина больше всего. Ему упорно казалось, что там жене обязательно будет плохо. И есть только одна-единственная возможность быть возле любимой. А для неё сейчас слишком рано…
«Глаза откроет и скажет: „Куда ж я от вас?“»
Ладонь ощутила движение, а следом раздался тихий вскрик Женьки:
– Папа, больно!
Константин опамятовался, разжал пальцы, чересчур сильно стиснувшие плечо сына.
– Прости…
Женька молча кивнул, не отводя взгляда от гроба матери. Камский долго колебался, стоит ли брать его на похороны, но всё-таки взял. Десять лет парню, пусть лучше увидит, осмыслит и переживёт эту боль сам, чем потом прятать взгляд и неуверенно бормотать небылицы про «долгий отъезд» или что-то подобное…
«Куда ж ты от нас?!»
Гримёры в морге поработали безупречно, даже шрам возле правого виска был заметен еле-еле. Константин упёрся в него взглядом, и мысль сгинула, уступив место другой.
«Всё могло кончиться ещё тогда».
Архив памяти без спроса нашёл и раскрыл папку с тёплым полуднем в ошеломляюще золотом октябре одиннадцатилетней давности. Широким веером раскинул чёткие, ничуть не изъеденные забвением кадры. Страшнее которых Камский не знал до недавнего времени…
…серебристо-угловатые обводы микроавтобуса, резко вильнувшего на встречную полосу в полутора десятках метров от их «Ситроена»…
…паутина трещин на лобовом стекле машины, застывшие в ней и поменявшиеся местами – небо и земля…
…залитое кровью лицо Альбины, её кровь на его ладонях, рана на месте виска…
…исступленная мольба, рождающаяся на мертвеющих губах от захлёстывающего с головой страха – потерять сразу двух близких…
– Костя, пора.
«Альбинка, очнись, пожалуйста… Мы с Женькой не хотим тебя отпускать. Не сейчас!»
– Костя, всё, всё… Знаю, тяжело. Но пора…
Архив нехотя спрятал кадры в папку, вернул её на место. Неспешно и скрипуче закрыл двери, возвращая Камского в настоящее.
Андрей Игоревич пытливо заглядывал ему в глаза, готовый отреагировать на всё, что он сделает.
– Пора… – неверяще сказал Константин одними губами. Потом всё-таки повернул Женьку лицом к себе, чтобы сын не видел, как будут заколачивать и опускать гроб.
Скупо кивнул.
Андрей Игоревич махнул рукой, подзывая терпеливо выжидающих в стороне могильщиков.
Константин начал гладить сына по голове. Без слов, спокойно. Повторяя про себя, что надо продолжать жить, надо… Ради Женьки, ради будущих внуков. Ради Альбины, она очень любила жизнь и шла по ней светло, стараясь находить хорошее везде, где можно…