Этот знаменитый гардероб, сшитый специально для поездки в Люшон и последующие празднества, тяжким бременем лежал на совести Анжелины. На следующий день после возвращения в Сен-Лизье кучер Жерсанды забрал ее тяжелый чемодан с вокзала. Он и сейчас стоял нераспакованным на лестничной площадке, словно напоминание о ее выходке и, естественно, о… Филиппе Косте.

«Неужели он действительно меня люто возненавидел? — думала Анжелина. — Все же он не должен был бросаться на меня и овладевать без всякого проявления нежности. Он был похож на солдата на марше, который насилует первую, встретившуюся ему девушку. Но это плата за свободу. Даже если он меня презирает. Полагаю, я его не так уж сильно любила».

Анжелина не могла представить, что в это самое время доктор склонился над письмом, адресованным ей. Он был недоволен собой, доказательством чему служили многочисленные скомканные листы бумаги, валявшиеся на полу вокруг. Сидя за инкрустированным письменным столом, доктор Кост, не выпуская из рук пера, вполголоса перечитывал только что написанное письмо.

На улице шел снег, звонили колокола.

Анжелина!

К своему глубочайшему сожалению, я не могу обратиться к Вам «моя дорогая Анжелина», поскольку мое сердце и душа по-прежнему болят. Рана, нанесенная мне Вашим поведением, никак не может затянуться. Конечно, я могу смириться с некоторыми недостатками, свойственными всем женщинам, однако я не выношу лжи и тем более изворотливости. Я смирился бы, будь Вы кокеткой, расточительницей, даже интриганкой, но только не расчетливой притворщицей.

Пятнадцать дней прошло с момента Вашего отъезда, не делающего Вам чести. Вы поступили подло, сбежав до рассвета, не попрощавшись со мной, с моей матерью и сестрой.

Увы! Ваше постыдное признание и слабоволие не только огорчили Мари-Пьер, всегда такую снисходительную и отзывчивую, но и подтвердили правоту моего зятя Дидье, который настоятельно советовал мне не доверять Вам. Конечно, моя сестра встала на Вашу защиту, когда мне пришлось раскрыть истинную причину нашего разрыва.

Тем не менее, я умолчал о Вашем байстрюке, поскольку он байстрюк и останется байстрюком, несмотря на то, что Ваша подруга Жерсанда по доброте душевной усыновила его и дала ему свою фамилию. Господь спас меня, за что я ему безмерно благодарен, поскольку уверен, что рано ила поздно Вам удалось бы ввести в мой дом этого байстрюка, так называемого Вашего крестного сына.

Но я не собираюсь изливать всю свою горечь на страницах этого письма. Я просто хочу принести Вам свои извинения. Конечно, ничто не может оправдать мое поведение в тот вечер, когда я узнал правду о Вашем прошлом.

Я злоупотребил своей мужской силой и изнасиловал Вас. Мне очень жаль, и я прошу у Вас прощения. Тогда мой рассудок помутился от ярости, я потерял над собой контроль и теперь денно и нощно раскаиваюсь в содеянном. Надеюсь, признание поможет мне избавиться от угрызений совести.

Прежде я не действовал подобным образом ни при каких обстоятельствах. Иногда я задаю себе вопрос: почему Вы не сопротивлялись? Вы боялись скандала? Или Вам свойственно уступать желаниям любого мужчины? Как бы там ни было, это плохие воспоминания как для меня, так и для Вас, полагаю.