Анжелина вышла из ворот, которые некогда были воротами крепостной стены укрепленного города. Мостовая была скользкой, но девушка быстро спустилась по улице на площадь с фонтаном. Из-за вчерашнего происшествия она была настороже.
«Блез Сеген подкрался ко мне незаметно, — вспоминала Анжелина. — Хотя весит целый центнер, ходит он бесшумно. Интересно, почему он бродит здесь, ведь живет в Сен-Жироне? Все еще надеется, что я проявлю к нему интерес? Если Гильем узнает, что этот грубиян прикасался ко мне, что он сорвал с моей головы чепец, то придет в ярость!»
Все лето шорник оказывал знаки внимания Анжелине Лубе. Четырнадцатого июля[14] он даже пришел на бал, устроенный на базарной площади у стен монастыря. Столетние платаны, в тени которых в базарные дни сидели торговцы, были украшены разноцветными бумажными фонариками.
«Я танцевала в красивом сатиновым платье в цветочек, доставшемся мне от мамы, — продолжала вспоминать Анжелина. — Мы с ней одного роста. Как я рада, что сохранила ее туалеты! Да, я кружилась под руку с мэром, а Блез не сводил с меня глаз. Он все время крутился вокруг. Я содрогалась от отвращения…»
Погруженная в свои мысли, Анжелина не замечала дождя. Она прошла через крытые прилавки и вскоре оказалась перед темной дубовой дверью, обитой железом. В коридоре, вымощенном камнями, она закрыла зонт и стала подниматься по широкой лестнице из известняка. Жилище мадемуазель Жерсанды занимало два этажа. На первом этаже находилась прихожая, а на втором — просторная светлая комната с тремя окнами.
Октавия, служанка мадемуазель Жерсанды, встретила гостью с улыбкой.
— Мы увидели тебя из окна, Анжелина, — сказала она. — Твое лицо скрывал зонт, но мадемуазель узнала тебя по походке. Сними накидку, так тебе будет удобнее. Входи же! До чего противная погода!
— Но ведь уже наступила осень, и мы ничего не можем поделать, — ответила Анжелина. — Мадемуазель не слишком сильно страдает от ревматизма?
— Увы! Как всегда в ноябре, — вздохнула Октавия, высокая, худая женщина пятидесяти четырех лет.
Октавия родилась в Манде, в префектуре Лозер, как и ее хозяйка. Когда Жерсанда де Беснак переехала, как она сама говорила, в Арьеж, Октавия, будучи бездетной вдовой, поехала вместе с ней. В течение многих лет женщин связывала прочная дружба, тем более что они обе исповедовали протестантство.
— Моя маленькая Анжелина! — воскликнула мадемуазель Жерсанда. — Я и не надеялась увидеть тебя на этой неделе. Иди погрейся! Посмотри, как ярко горит огонь. Он лечит мои старые кости.
Молодая женщина залюбовалась высокими языками золотистого пламени, лизавшими чугунный верх камина, на котором была изображена буколическая сценка: пастух и овцы на фоне холмов. Камин, высокий, с колпаком из черного мрамора, завораживал Анжелину. Да и вообще, вся обстановка в доме мадемуазель Жерсанды вызывала у нее восхищение. Как всегда, она с завистью взглянула на библиотеку — расписанный гризайлью[15] шкаф со стеклянными дверцами, где рядами выстроились книги в красивых переплетах. Здесь годами ничего не менялось, и это приносило Анжелине успокоение. Восточный, красный с голубым, ковер, украшенный по краям желтым орнаментом, лежал на натертом воском паркете. Около камина стоял лакированный столик красного дерева, расписанный в японском стиле.