— Я подумаю, — всего лишь ответил он на часовую аудиенцию.

Задержался один премьер Цыглеев, сославшись на необходимость срочно обсудить важное дельце.

Двадцатилетний Цыглеев, несмотря на ранний возраст, довольно умело руководил своим кабинетом. Начинал он министром просвещения, и Гречаный как будто не ошибся в нем. Пугала лишь его тяга все и вся компьютеризировать. Мыслил он другими категориями, отличными от устоявшихся правил. Если сравнить его с самым знаменитым плутом последних лет Черномырдиным сразу бросалась разница! подходе к проблеме. Цыглеев решал ее как обычный мясник. Членил на составляющие, пластал и разделывал с юношеской легкостью до последней косточки. Получалось грамотно и без отходов. Зато Черномырдин, с лицом завзятого мясника, премьера только изображал. Был у него и мясницкий фартук, и блистающий топор, и лицо он делал стальное, а все видели сразу, что никакой он не специалист и копия Леонова из «Полосатого рейса». Цыглеев не оглядывался на зрителей и просителей кусочка понежнее, был молод, не боялся за репутацию и будущее, а Черномырдину было что терять, и прежде всего старые связи, опутавшие его крепко-накрепко. Оттого и не было у него действий, а была игра в поддавки, из-за чего довели страну до ручки, по-коммунистически бездарной и карающей. Жизнь превратилась в мерзкий спектакль, где премьеры грозились премьерами, театральные труппы сменялись трупами политическими.

Ради изменения правил игры восстал Гречаный, но финальная сцена развивалась не по сценарию. Требовались молодые силы, способные спасти державу от сытой мягкотелости.

Цыглеев усиленно продвигал молодых с молчаливого согласия Гречаного. Они выгодно отличались от поколения деляг умением мыслить компьютерными величинами, чего не могли освоить старые пердуны, опоздавшие в развитии. Пока Цыглеев проникал в виртуальный мир, поверял доводы программным решениям и тратил юные годы на точные науки, Черномырдин с младых лет постигал условности и, когда вышел в премьеры, оказался всего лишь на пирамиде из чужих и собственных ошибок, нежели из достижений.

Это и есть опыт — учеба на ошибках. Оттого старички боятся подпускать к власти молодежь, боятся, что засмеют и обхамят за глупые действия и неразумные поступки. Ах, как не хочется позора на старости лет! Куда выгоднее таскать свое немощное тело с заседания на заседание, лишь бы никто не заметил, что в их отсутствие дело движется проще и ровнее. Старики всегда призывали к осторожности и мягкости, иначе не угнаться им за быстрой жизнью.

Наверное, Гречаный со времен своего президентства сделал единственно мудрый шаг, назначив Цыглеева премьером. И ничего не прогадал. Страна богатела, отстраивалась разумно и загодя, долгов не делала и Христа ради не давала. Радоваться бы президенту, только его душа, пораженная меланхолией, желала ностальгических песен, шерстяных носков и возможности посачковать от надоевших условностей. Цыглеев же был по-солдатски неуступчив и пугал неизвестностью, когда раздавал маршальские жезлы своим одногодкам, оттесняя осторожных и чаще всего ненужных деляг в возрасте. «Что там еще надумали его компьютерные мозги?» — думал всякий раз с опаской президент, оставаясь наедине со своим премьером. И всякий раз он шел на уступки Цыглееву.