Особенно мне запомнились спектакли в «Ниблос-Гарден» на Бродвее и в здании на Западной 23-й улице. Как только в городе стали открываться новые театры, а также по мере улучшения финансового состояния нашей семьи мы стали посещать и их. Мать с отцом постоянно пытались ознакомить нас с лучшими актёрами того времени, исполнявшими роли в пьесах Шекспира. Но, как ни печально это звучит, мне меньше запомнились драмы Шекспира, чем, например, спектакль «Чёрный плут»[19]. Это была первая пьеса, где я увидел женщин в трико. Если кто-то смотрел тот спектакль, он меня поймёт.

Мало кто из нас, если такие были вообще, интересовался национальной политикой, хотя мне смутно запомнился тот факт, что я заплатил 50 центов за право нести факел на параде в Кливленде. Нас, разумеется, больше трогало то, что происходит внутри колледжа. В первой половине старшего курса меня избирали на должность президента класса, а во второй – секретаря. Мой самый близкий приятель Дик Лидон, впоследствии судья в нью-йоркском Верховном суде, занимал поочередно обе эти должности после меня. Кроме того, я был председателем совета по подготовке ежедневного расписания для старших классов.

Большую роль в жизни колледжа играли общества, или братства греческого письма. Несмотря на то что среди видных студентов колледжа было много евреев, общая политика этих братств была направлена против них. Каждый год мое имя называли в списке кандидатов на вступление в общество, но я ни разу так и не был избран туда. Наверное, стоит отметить для тех, кто считает, будто южане менее толерантны, чем северяне, то, что мой брат Герман сразу же, как только поступил в университет штата Вирджиния, попал в такое общество.

Следующими за «тайными обществами» по буре страстей, бушевавших в них, являлись литературные кружки и дискуссионные клубы. Я входил в два таких сообщества: «Эйфония», куда могли записываться только учащиеся старших классов, и «Френокосмия».

Члены общества «Эйфония» собирались друг у друга дома для чтения произведений Хоторна[20], Эмерсона[21] либо Торо[22], после чего назначался критик из числа присутствующих, который должен был яростно нападать на то, что зачитывал оратор. Как написано в моих дневниках, я готовил речь в защиту Уильяма Дина Хоуэллса[23], а также выступал в качестве критика доклада моего коллеги по «Эйфонии» по творчеству Оливера Уэнделла Холмса[24].

Дискуссионное общество «Френокосмия» относилось к общепринятым авторитетам более пренебрежительно. Среди обсуждаемых вопросов в последний год моего обучения фигурировали: «Резолюция: цель оправдывает средства», «Резолюция: пьесы Шекспира писал Бэкон», «Резолюция: деятельность трестов враждебна интересам Соединенных Штатов».

Не помню, чтобы я хоть раз принимал участие в каких-либо дебатах. Испытывая гордость от принадлежности к дискуссионному обществу, я боялся даже помыслить, что придётся выступать на публике, поэтому использовал любую возможность, чтобы отлынивать от участия в дискуссии.