— Очень мило, только Дэвид не думает ни о чём, кроме терраформирования и сисек, — ответила Бобби.

— Я подготовил комнату для гостей, — сказал Бен. — Когда тебя выпишут из больницы, можешь пожить у нас.

Улыбка Бобби стала ещё шире.

— Если честно, я плохо себе это представляю.

— Нет, — сказал ей брат. — Это не обсуждается. Я с самого начала говорил тебе, что Иннис-Холлоу — опасное место, особенно для тех, кто живет один. Если бы Алекс не спас тебя…

— Не уверен, что я и правда кого-то спас, — вклинился Алекс, но Бен лишь нахмурился, продолжая свою реплику.

— Тебя могли убить. Или даже хуже.

— Хуже, чем быть убитой? — хмыкнула Бобби.

— Ты знаешь, о чём я.

Бобби наклонилась вперёд, положив локти на колени.

— Да, знаю. И я думаю, что это чушь собачья. Не думаю, что на Брич-Кэнди я была бы в большей безопасности, чем на Иннис-Холлоу.

— Как ты можешь так говорить? — возмутился её брат, выпятив вперёд челюсть. — После того, что с тобой недавно случилось, должно быть очевидно, что…

Алекс бочком отступил к двери. Бобби поймала его взгляд, коротко улыбнулась, и её улыбка была столь же мимолетна, сколь и красноречива: «прости», «спасибо», и «мы продолжим наш разговор, когда он уйдёт». Алекс кивнул и вышел в коридор, но даже там до него доносились голоса брата и сестры, больше напоминающие жужжание двух пил.

Когда он вернулся к своей больничной койке, там уже ждала полиция, и на этот раз он дал более вразумительные показания. Хотя его ответы на некоторые вопросы так и остались весьма расплывчатыми.

По большей части, семья была метафорой для дальнемагисральных кораблей. Время от времени появлялись группы людей с кровным родством, но почти всегда это были астеры. На военных и корпоративных миссиях могло быть несколько супружеских пар, и, время от времени, у некоторых появлялся ребенок. Люди попадали на тот же корабль, что и двоюродные братья и сёстры. Это было исключением, а правило гласило, что семья была способом выражения потребностей. Потребности в дружбе, потребности в близости, потребности в человеческих связях, которые так глубоко проникли в геном, что кто-то, лишённый их, казался не совсем человеком. Это было товариществом с большой буквы, синонимом верности, которая была сильнее, чем любое описание значения этого слова.

Опыт Алекса с настоящей семьёй — кровными родственниками — напоминал большое количество людей, попавших в одну и ту же массовую рассылку, но не совсем понимающих, зачем они на неё подписались. Он любил своих родителей, когда они были живы, и он по прежнему любил память о них. Его двоюродные братья и сёстры всегда были счастливы видеть его, и он был рад их приёму и их компании. Увидев Бобби и её брата вместе и почувствовав, даже в тот короткий момент, глубокое и непреодолимое несоответствие характеров между ними, что-то поселилось в сознании Алекса.

Как говорят, мать может любить свою дочь больше жизни, а может ненавидеть естество девушки. Или и то, и другое. Брат и сестра могут жить в дружбе, или постоянно ссориться, или же сосуществовать в атмосфере неловкого безразличия.