— Привет, привет! — закричал он. — А я боялся, вы уже уехали. Садитесь, я прочту вам прелестную штучку…
— Подумать только: из-за этого человека я отказалась от личной жизни! — горько произнесла сестра и ушла.
— Ах, Тося! — сказал дядя Сеня. — Ты как ребенок, право.
— Я могла бы выйти замуж за Колпакова, — прошептала сестра из соседней комнаты и всхлипнула.
— Колпаков! Человек, который обожает приключенческую литературу… — Дядя Сеня саркастически усмехнулся.
— За Воловича…
— Мелкая личность!
— За Ставраки… Он носил бы меня на руках.
— Он увез бы тебя в Грецию в двадцатом году, твой Ставраки. Только этого не хватало в нашей семье. Ты знаешь, что такое черные полковники?
Последний довод сразил Тосю, и она умолкла. Потом за дверью что-то упало, и Тося прошелестела печально:
— А Лившиц? Ты же помнишь, что ко мне сватался Лившиц…
— У Лившица третий инфаркт? — закричал дядя Сеня. — И не приставай ко мне больше со своими женихами. Хватит!
Он вытащил из чемодана ветхий лист и разложил его на коленях.
— Сейчас я вам прочту, — сказал он. — Газета «Зеркало Одессы», воскресенье, третьего июля тысяча девятьсот одиннадцатого года.
И он начал читать.
— «Несмотря на неблагоприятную погоду, вчерашний юбилейный (сотый) полет Уточкина прошел блестяще и собрал на территории выставки несколько тысяч человек, — читал он с увлечением. — Ровно в семь часов вечера Уточкин, усевшись на аппарате «Фарман», взял небольшой разгон и быстро очутился над открытым морем. Описав над ним несколько красивых кругов, Уточкин через три с половиной минуты плавно опустился на территорию, встреченный громкими аплодисментами публики. Предполагавшийся второй полет на аппарате «Блерио» ввиду ветреной погоды был отменен». — Дядя Сеня покачал головой. — Какой человек… — прошептал он. — Какой человек!
— Ты лучше расскажи про вчерашнюю историю, — сказала Тося, громко вздохнув.
— Какая история? Перестань, пожалуйста! И вот однажды Уточкин…
— Не делай вида, что ты забыл! А то расскажу сама, — непреклонно донеслось из соседней комнаты.
— Ах, ты про это? — деланно удивился дядя Сеня. — Подумаешь, история, ничего особенного… — Он пожал плечами. — Вчера я понес свою папку с газетами тому товарищу из музея — он собрался возвращаться в Москву. Отдал ему папку, а он опять спрашивает, куда перевести деньги. «О чем разговор? — говорю я. — Какие деньги? Разве такой человек, как я, способен взять деньги за славу своего города, за его пережитые страдания?»
Лицо дяди Сени стало серьезным, и он, подняв руку, продекламировал:
Из соседней комнаты донесся сдавленный стон.
— Тогда он сказал, что это очень благородно с моей стороны: подарить музею такой драгоценный подарок, — продолжал дядя Сеня, словно не слыша. — И еще сказал: «Это вы прочли строчки Пушкина, я тоже люблю эти стихи». — Дядя Сеня помолчал и добавил: — Очень-очень интеллигентный человек, между прочим.
— На эти деньги ты мог купить самую дорогую путевку… — Тося наконец показалась в дверях. — Самую дорогую путевку в Кисловодск, и жить в номере «люкс», как Эмиль Гилельс…