Из позапрошлой памяти тоже ничего не всплывало.

Я быстро огляделся и подобрал грязную толстую щепку. Значит, будем бить выше шеи, как лося. Луна спряталась. Я выдохнул и вошел в свинарник, держа руки так, чтобы и острие щепки торчало вперед, и большой палец цеплял волосок.

Там было как в ванной ночью, если свет отрубили. Ушей коня не видать, подумал я и сам не понял, при чем тут конь. Конем тут и не пахло. И свиньей тоже не пахло, сообразил я наконец. Позавчера вонь с ног валила и голову наизнанку выворачивала, а теперь словно в сарай зашел, пыльный, но неживой и совсем пустой. В котором никто не гадил, не ходил и не дышал минимум год.

И даже албасты не дышала.

Это мое дыхание долетало до дальних стен и, звеня, прилетало обратно.

Ё-мое.

Я почти шарахнулся обратно, но вместо этого плавно отступил влево и назад, держа наготове щепку и палец, и еще отступил, пока не уперся в стену. Стало чуть легче, но долго стоять было нельзя. Я шагнул еще чуть в сторону и чуть не снес затылок о выступ в стене. Затылок я в основном сберег, даже не зашипел, но под веками на мгновение стало очень светло. Жалко, что не перед веками. Но намек я понял, постоял, сделал полшага обратно и, стараясь делать все быстро, нашарил стукнувший меня выключатель, щелкнул плоским рычажком и прищурился, чтобы не ослепнуть слишком надолго.

Было бы странно, если бы свет зажегся – в таком-то дурном месте и когда он так нужен.

Свет зажегся.

Под потолком зазвенели и, мигая, по очереди залили все ртутным светом три длинные лампы со сложным названием.

Я повел щепкой перед собой, натянув петельку на руке и озираясь сквозь такой прищур, что виски заныли. Проморгался, еще раз обвел щепкой вокруг, вздохнул и бросил ее на грязный, но не загаженный бетонный пол.

Не было тут никаких свиней, никакой подлой девки, никакого свинарника и вообще никого. И албасты не было.

Был огромный пустой сарай без перекрытий и загородок, весь бетонный, не считая крашеных деревянных дверей за моей спиной и у противоположной стены. Еще у дальних дверей стояла ржавая бочка. Больше ничего. Ковер неровно размазанной и давно высохшей чалой глины на полу. Без человеческих и звериных следов, если не считать моих. И от албасты, натурально, ни следа. Широкие неаккуратные полосы, типа кто-то волок туда-сюда тяжелый ящик, затирая свои отпечатки.

Полагалось кричать: «Ау, где ты!» – или там настороженно озираться по сторонам в поисках щели, в которую могли заныкаться бабка с тремя кабанами и девицей под мышкой. Но я слишком устал от всего этого. Да и переживать повода не было. Я чего хотел? Спокойно пройти сквозь свинарник. Мне эту возможность, не знаю уж кто, предоставили.

Я спокойно пошел через свинарник.

Все оказалось вообще по-честному. На крышке бочки лежал телефон. Мой.

Я включил его. Экранчик загорелся и погас. Батарейка села. Но, похоже, все работало.

Я покачал телефон в руке, улыбнулся, сунул его в карман и решительно открыл дверь в последний кусок пути. Но все-таки повернулся и сказал пустому сараю:

– Спасибо.

Свет с хлопком погас.

– Ух ты! – сказал я с уважением, хотел взяться за волосок, но решил не суетиться. Несолидно как-то. Тем более что – вспомнил сейчас – электричества здесь быть не могло: провода со столбов у ворот были срезаны под самые изоляторы.