– Видите ли, если мы его вычеркнем, – вкрадчиво сказал Эвертс, – то тогда и весь договор может быть признан недействительным.

– Да ладно, русские вряд ли что-либо предпримут, – раздраженно отмахнулся президент Хейс, – Константинополь далеко, а Петербург – еще дальше. Так что, изымите из текста этот злосчастный параграф, и пусть Сенат ратифицирует все остальное.

– Хорошо, мистер президент, – ответил Эвертс, – я так и передам ваши слова сенатору Сарженту. Будут еще какие-либо указания?

– Видите ли, Эвертс, – задумчиво сказал президент Хейс, – совершенно другой вопрос в том – как тот проклятый параграф вообще попал в договор?

– Я уже телеграфировал Гранту, – ответил Эвертс. – Но мне ответил почему-то какой-то Альвин Джонсон. Пишет, что после того, как Грант договорился с русскими, Бокер что-то самовольно поменял в тексте договора, и президент Грант подписал его, даже не проверив содержимое.

– То есть как это подписал не проверив содержимого?! – удивленно воскликнул Хейс. – Он же был обязан прочитать весь текст и поставить свои инициалы на каждой странице.

Госсекретарь пожал плечами:

– Джонсон пишет, что Грант полностью доверял Бокеру.

– Опять этот Бокер! – раздраженно бросил Хейс. – Мне надоело слышать эту фамилию. Как он мне надоел! Передайте в газеты, что он согласился на изменение текста договора, не согласовав это с Грантом – нашим главным посланником.

– Мистер президент, мы этого не можем сделать, – осторожно сказал Эвертс. – Тогда все будут высмеивать именно вас, и только вас. Ведь все тексты договора приходили к нам по телеграфу.

– И про Калифорнию тоже? – раздраженно спросил Хейс.

– Я еще не проверял, – уклончиво ответил Эвертс.

– Ну тогда проверьте! – резко сказал ему президент. – А что если мы скажем газетчикам, что Грант спился и не заметил, что русские подменили страницу в договоре?

– Нет, этого мы сделать не можем, – решительно заявил госсекретарь. – Во-первых, Грант все еще очень популярен – шутка ли, ведь именно он победил в Гражданской войне. Ну, а, во-вторых, если они упомянут про этот параграф, то русские обязательно проверят, что именно мы ратифицировали. И тогда уж точно разразится скандал.

Президент Хейс в раздражении стукнул кулаком по столу:

– Ох уж этот проклятый Бокер! Все проблемы у нас из-за него!

– А вы знаете, мистер президент, – вкрадчиво сказал госсекретарь Эвертс, – что когда Бокер был нашим послом в Османской империи, то его жена оставалась здесь, в Филадельфии?

– Ну, и что с того? – недовольно спросил Хейс.

– Дело в том, – сказал Эвертс, – что турки известны тем, что обожают содомию. Их греховные пристрастия даже вошли в пословицу. Может, и Бокер содомит?

– А его жена ездила с ним в Россию? – на этот раз с нескрываемым интересом спросил Хейс.

– В Петербург да, – ответил Эвертс, нервно облизав губы. – Но теперь она в Карлсбаде, на водах. В Константинополь же Бокер опять поехал без своей драгоценной половины. Быть может, у него там с тех пор остался любовник, и именно поэтому он так охотно туда помчался?

Президент Хейс молитвенно поднял глаза к потолку: