На наши шаги он открыл глаза.
– Ник, я посплю пока. А ты как захочешь спать, меня буди…
– И откуда ты узнал, что мне не до сна? – Я прошел, сел в кресло и принялся потрошить оставшиеся сумки. Что хотел найти, я и сам не знал, пока мне в руки не попалась тряпица, с завернутым в нее чем-то круглым. Уже разворачивая, я понял, что обнаружил. Клубочек, подаренный мне ведьмой Глашей, и зеркальце завернутое Мафаней.
Зеркальце!
Я посмотрел на сонно посапывающего Захара, на Борьку, пытающегося умоститься на втором кресле, и поднялся.
– Пойду, прогуляюсь. Заведу лошадку, и двери закрою. Мало ли…
– А… давай-давай! – поддержал меня Борька, стягивая зубами на пол подушки. Видать дошло, что кресло немного не для его габаритов! – Только покрепче запирай. И лошадку устрой на ночлег где-нибудь в другом зале. Вдруг… гм… сам знаешь, кто решит нас навестить? После сегодняшних разговоров – вполне может. Одним местом чую!
– Ты про Горбы… – Дошло до меня, но закончить он мне не дал и страшно зашипел.
– Чшшшшшш! – Оглянулся, и едва не перекрестился копытом. – Не к ночи будь помянутой! Короче ты меня понял! Мне подозрения с ее стороны ни к чему!
– Угу. – Я глубокомысленно покивал, и направился к выходу из зала. Если честно, Борька мне польстил! Вот ничегошеньки не понял! Если так хочешь избавиться от той, кого не любишь, по-моему, проще всего об этом ей сказать. Борька же всеми силами говорит о том, что на дух не переносит Горбылку, однако переживает за ее чувства…
Фух! Нет, никогда мне не понять таких страстей!
Глава седьмая
Феникс
Бархатная, теплая ночь окутала заброшенный замок звездным одеялом. И не осталось ничего из того, что тревожило наш маленький отряд на закате. Ни страха перед неизвестностью, ни поиск ночлега. В темноте, замок казался спящим исполином, добрым великаном, который как мог защищал своих гостей. И совершенно неважно, какие страсти и пороки царили в нем когда-то. Люди ушли, и замок очистился от скверны. Может быть, ему было тоскливо под жарким солнцем и прохладными ночами, а может он наслаждался тишиной, в которой существовал.
Впрочем, тишина казалась бесконечной только в момент, когда я спустился с каменных ступеней, и трава сделала беззвучными мои шаги. Затем пришел шепот ветра, стрекотание сверчков, стремительные полеты летучих мышей, и далекое уханье сов.
Я с наслаждением вдохнул напоенный полынной свежестью воздух и улыбнулся. Как же здорово! Коснулся подушечками пальцев заветного стекла и отдернул, точно ожегшись. Как-то я уже общался по этому устройству связи с Мафаней.
Как там она сказала? Не захочу, она меня не увидит. Я и не хочу сейчас видеться с ней. Я хочу увидеть жену. Больше жизни….
– Вася, Василиса, Василек! – Я шептал ее имя как заклинание, а пальцы гладили стекло. Сперва холодное как лед, а затем…
Мрак ночи расцветился огненными пятнами, покрывшими мои руки, а зеркало распалилось так, что стало больно держать. И тут…
– Кто здесь? Кто меня звал? Василий, это ты? Или может ты, Тихомир Петрович? Вовремя! Мне сегодня очень даже не повредит смочить трубы!