Пытаясь выйти из неприглядной истории с минимальным ущербом для собственной репутации, Goldman, Sachs возложила вину за развитие событий главным образом на представителей обвинения, а не на своего партнера, который только что признался в уголовном преступлении. В заявлении Goldman, Sachs, копии которого были розданы всем сотрудникам фирмы, говорилось: «Боб прошел через арест, позднее охарактеризованный прокуратурой как ошибочный, отклоненный впоследствии обвинительный акт, обещание предъявить в рекордно короткие сроки новые обвинения, за которым последовало изнурительное двухлетнее расследование, и целую серию преданных широкой огласке, но по большей части голословных утверждений и намеков, содержание которых намного превосходит то, что он действительно совершил».

Однако некоторые служащие Goldman, Sachs были глубоко встревожены признанием, сопровождавшим заявление Фримена суду. Фримен описал мир, в котором он как главный арбитражер Goldman, Sachs имел обыкновение добывать сведения о рынке, закрытые для других инвесторов. Так, в части ситуации с Beatrice он признался в следующем: он говорил о сделке с Генри Крейвисом; он узнал, что Ричард Най продает принадлежащие ему акции Beatrice потому, что его портфелем управляет Goldman, Sachs; Ласкер позвонил ему и сообщил о проблемах в сделке с Beatrice, после чего он позвонил Сигелу.

Даже если во всем этом и не было состава преступления, то сам факт свободного обмена конфиденциальной информацией, недоступной другим инвесторам, носил откровенно скандальный характер, наглядно демонстрируя, насколько опасно разрешать крупному инвестиционному банку заниматься арбитражными операциями. Тем не менее в отличие от Kidder, Peabody, которая по собственной инициативе отказалась от арбитража, придя к заключению, что он неизбежно влечет за собой конфликт интересов, арбитражный отдел Goldman, Sachs и по сей день остается одним из самых активных и прибыльных на Уолл-стрит.

Следствие по делам Уигтона и Тейбора было прекращено. Уигтон относился к своему оставшемуся в прошлом прилюдному аресту на удивление спокойно, неизменно демонстрируя хладнокровие, присущее сотрудникам Kidder, Peabody старой закваски. Когда началось слушание на предмет заявления Фримена суду и обвинители объявили о прекращении дел Уигтона и Тейбора, Уигтон занимался на велотренажере в загородном оздоровительном клубе; до этого он предупредил, чтобы его не беспокоили. Несколько позже, узнав новость, он, как ни в чем не бывало, продолжил свою обычную партию в гольф на территории клуба. Позднее он сказал, что обвинители, по его мнению, поступили «по-джентльменски».

Сигел сидел на кухне и разбирал покупки, сделанные им в уже привычной для себя роли домохозяйки, когда зазвонил телефон и его адвокат Одри Стросс сообщила ему о признании Фримена. Сигел был поражен. Ему не верилось, что он прошел через такое тяжелое испытание только ради того, чтобы Фримен сделал признание в одном преступлении, исключающее судебное разбирательство. А он-то надеялся, что скоро будет давать свидетельские показания в суде. Он собирался говорить только правду и был убежден, что присяжные ему поверят. Сигел рассчитывал, что в конечном счете ему будет вынесен оправдательный приговор, которого, по его мнению, он заслуживал, и общественность поймет, что он встал на путь исправления.