Принесли меню, Саша поднял первый лист покрытой кожей книжки указательным пальцем, заранее зная, что ничего заказывать не будет.

— У меня еще есть деньги… — сказал Рогов. Никто его об этом не спрашивал, но вопрос висел в воздухе. Все, конечно же, оживились.

— По пиву? — спросил Рогов.

— Я не буду… — сказал Негатив. — Чай?

— Ничего не буду… — Негатив умел отказываться так, что больше не предлагали.

Все закурили, осматриваясь.

Безлетов вскоре пришел, строгий, в темной короткой куртке, с портфелем. Когда он снял куртку, Саша приметил обозначившийся живот Безлетова.

Он молча присел, портфель поставил возле стула, тоже достал сигареты.

«У него не растет щетина, — вдруг заметил Саша. — Белое лицо. Умное и, наверное, красивое… Как он брови смухрил, а…»

Неслышно явилась официантка, Безлетов заказал кофе.

Пауза затягивалась.

Саша нарочно молчал — ему не понравилась встреча еще в университете.

«Чего он насупился? — думал он, глядя в лицо Безлетова. — Я у него денег занял?»

 Все бузите? — спросил Безлетов, прикурив и чувствуя на себе пристальный Сашин взгляд.

— А что остается? — ответил Саша риторически, сразу поняв, что речь идет о московском погроме.

Безлетов сильно затянулся, поблагодарил, придерживая дым и оттого чуть сдавленным голосом, официантку за принесенное кофе.

— Вы думаете, то, что вы начали вытворять, — это хорошо? Правильно?

— Хорошо и правильно, — ответил Саша. Безлетов пожал плечами.

— А смысл?

— Это очень длинный вопрос.

— Вопрос как раз короткий… Хорошо, вот вы просите: «Подайте нам национальную идею…»

«Вот как он заговорил…» — быстро подумал Саша и сразу оборвал Безлетова:

— Мы не просим. Я не прошу. Я русский. Этого достаточно. Мне не надо никакой идеи.

— «Я русский», — мрачно передразнил Безлетов. — А нерусских вы куда денете?

— Слушайте, Алексей Константинович, не передергивайте… Никто никуда не собирается девать нерусских, и вы прекрасно об этом знаете.

— А что же ты, Саша, немедленно начинаешь со слов «я русский»?

«Вот как, — снова подумал Саша, — он со мной на «ты», а я с ним…»

— Я не начинаю, — ответил Саша. — Я сказал, что не нуждаюсь ни в каких национальных идеях. Понимаете? Мне не нужна ни эстетическая, ни моральная основа для того, чтобы любить свою мать или помнить отца…

— Я понимаю. Но зачем ты тогда вступил в эту… в партию вашу?

— А она тоже не нуждается в идеях. Она нуждается в своей родине.

— Ой, ну не надо всех этих слов — то «русский», то «родина». Не надо.

— Всуе не упоминать, да? — примирительно сказал Саша. — Я согласен.

— Какой, к черту, «всуе»? — взвился Безлетов. — Вы не имеете никакого отношения к родине. А родина к вам. И родины уже нет. Все, рассосалась! Тем более не стоит никого провоцировать на все эти ваши мерзости с битьем стекол, морд, и чего вы там еще бьете…

— Лучше тихо отойти, — в тон Безлетову, но с понижением на полтона ответил Саша.

— Лучше тихо отойти в сторону, чем заниматься мерзостью.

— Лучше тихо отойти в мир иной, — сказал Саша.

— Да, представь себе. Лучше. Перед Богом это — лучше. Все ваши телодвижения, ваше трепетание — все это давно потеряло смысл. Вы ничего не исправите. Но если вы начнете пускать кровь, если уже не начали, — здесь Безлетов снова еще прибавил голоса, — то…