Над травой дурнотно кружила мошкара. Саша шел к месту, которое называлось Тимохин угол. Отец говорил, что здесь когда-то жил отшельник Тимоха — возле реки, которая, действительно, резко поворачивала, образуя угол. Тимоха отчего-то удавился, но имя его молва подарила красивому, тихому пляжу с белым, аляным песком.
Маленьким мальчиком, грея на пляже пузико, Саша часто думал о судьбе Тимохи, но в виду отсутствия даже малого знания, кто такой был этот Тимоха и отчего он жил безлюдно, размышления ни к чему не приводили. И тогда мальчик Сашка шел купаться.
Иногда — судя по времени, в обеденный перерыв — на пляж наезжали молодые мужики и красивые девки. Где-то не очень далеко находились торфяные разработки, и в свободный час работный люд, гогоча, плескался.
Именно тогда маленький Сашка впервые увидел, как крепкий парень в плавках, в которые будто положили картофельный клубень, зажимал ладную красавку, и гладил ее по бокам, и мял ей белые груди, не стеснясь мальца. Заваленная на спину девушка недолго давала целовать себя в губы, а потом толкнула парня в грудь. Тот нехотя отстал, убрал жадные, горячие свои лапы и, резко вскочив, прыгнул с высокого берега в воду, пропав под водой чуть не на минуту — так что помятая молодка, привстав и оправив бюстгальтер, начинала волноваться, глядя на воду из-под руки, пока ее кавалер, как водяной черт, не вынырнул у другого берега.
Сашка даже не понял, что вызвало у него большую зависть — умение далеко плыть под водой или такое вот свободное обращение с особами другого пола. Впрочем, второе скорей пугало Сашку, вызывая странную смесь удивления и брезгливости.
От шума и беспрестанно звучащих матюков отец уводил Сашу дальше по реке, там у них было еще одно затаенное местечко — неведомо как попавшая на берег бетонная плита, аккуратно обросшая кустами. Низ плиты сползал с берега в реку. Летом плиту разогревало, и Сашка с отцом подолгу лежали на ней, жарясь. Когда солнце становилось нестерпимым, Сашка и отец, спустившись по колено в воду, поливали, плеща, плиту водой, и она делалась сырой и холодной — вполне пригодной для дальнейшего расслабленного загорания и глубокого отдохновения.
Скоротав путь и за давностью перепутав тропки, Саша вышел не к Тимохиному углу, а дальше по реке. Пришлось возвращаться.
Дорожка вдоль реки, когда-то натоптанная рыбаками и работными людьми, вся поросла, и Саша высоко ступал, пугаясь наступить на ужа. Он с детства дико боялся любых гадов.
Повзрослев, Саша узнал, что он, почти задушенный пуповиной, едва не погиб при родах, — говорят, люди, пережившие подобный шок в первые мгновенья жизни на белом свете, всю жизнь боятся змей. По крайней мере, именно этим оправдывал Саша свой неприличный страх перед безобидными ужами. Ужа он, конечно, встретил — да не одного, а целую семью, выползшую на солнышко погреться. Саша, вскрикнув, подпрыгнул и встал на землю, широко расставив ноги. Ужей уже не было. Он готов был поклясться, что гадкие твари расползлись, пока он висел в воздухе.
Матерясь и подрагивая мелкой дрожью, скача по кустам, Саша добежал до той самой плиты, где они отдыхали с отцом.