– У него тоже высшее образование. Просто в офисе меньше платят. И что толку от такой работы? Все равно выше головы не прыгнешь. А хорошие каменщики сейчас получают гораздо больше, чем рядовые менеджеры.
– Так в чем обида-то?
– Как бы вам это объяснить…
– Да уж попробуйте.
– Мы всё боремся за мировое господство… – Глубокая затяжка. – Всё пытаемся доказать, что мы – сверхдержава. Огромную армию держим, чтобы защищаться от мифических врагов. А граница давно уже пролегла внутри страны. Есть мы, и есть они. Они не пользуются общественным транспортом, не ходят по оптовым рынкам, учат своих детей за границей, либо в закрытых школах, имеют кучу недвижимости и огромные счета в банках, а при общении с нами либо орут, либо пугаются. Орут в основном мужчины, пугаются женщины. ИХ женщины. Которые обходят стороной «Магнит» и «Копейку». А мы… Мы штопаем носки, чиним обувь и стираем целлофановые пакеты. А в графе «Другой источник доходов» дружно пишем: «Дача», потому что все лето крутим банки. Граница на замке, ее строго охраняют, хотя они к нам проникнуть и не пытаются, это мы иногда совершаем вылазки в красивую жизнь. Между нами необъявленная война. Мы зло называем их оли-гархами, они нас презрительно – быдлом. Знаете, как обидно быть быдлом, имея образование филолога? И работать каменщиком с дипломом инженера. Обидно видеть, как тебя кругом обманывают.
– Странная у вас семья, – осторожно сказала Люба. Надо поскорее перевести разговор с глобального на личное.
– Обычная. Муж, жена, двое детей. Дети уже взрослые. Мальчик и мальчик. Старший учится в институте, младший школу заканчивает. Я рано вышла замуж. – Она затушила сигарету. – Просто у меня, в отличие от многих, мозги еще не отключились. И я делаю все, чтобы убить их алкоголем. Думать вредно. – Женщина встала и запахнула халат.
Любе не хотелось ее отпускать. Она тоже встала.
– Возьмите мою визитку. – Она полезла в сумочку. – Я с вас денег не возьму за консультацию, не беспокойтесь. Просто искренне хочу помочь.
Женщина не стала с ней спорить. Молча сунула визитку в карман махрового халата, тонко пахнущего духами, и кивнула:
– До свиданья.
«Не придет», – подумала Люба. И уже хотела броситься следом за пациенткой Василия Федоровича, как ее окликнул он сам:
– Любонька! Ну где же ты ходишь? Идемте на осмотр, Любовь Александровна, – поправился нарколог, заметив, что они не одни. – Это еще один запущенный случай, – шепнул он Любе на ушко. – По твоей части.
– Я уже поняла.
– Вот что бывает, когда люди книжек обчитаются. Я уже муженьку ее посоветовал сменить мою клинику на психиатрическую. Идем же! Ольга Ивановна пришла!
Паша
– Ольга Ивановна, разрешите вам представить… – Нарколог погладил Любино плечо. – Моя ассистентка. Петрова Любовь Александровна, кандидат психологических наук. Мы теперь будем работать в паре.
– Здравствуйте, – сдержанно сказала кладовщица.
Люба же не отрываясь смотрела на больничную койку, где лежал Паша. Василий Федорович слегка приврал: в палате стояла не вонь, а так, запашок. Но в остальном он сказал чистую правду, парень умирал. Это было видно по его отрешенному лицу, заострившемуся носу и по рукам, которые, в отличие от дергающегося тела, были спокойны. Паша выложил их поверх одеяла, сжав кулаки. «Готов», – красноречиво говорила его поза.