– Посмотреть пришли? – спросил он с довольно странной интонацией, в которой непонятно что сквозило – одобрение или осуждение, и прибавил: – Миша Булгаков, сами знаете, не сахар был.
То, что Булгаков был не сахар, при знакомстве с его биографией бросается в глаза сразу же. Причем эти недобрые отношения с людьми он очень изящно переносил в свою прозу и драматургию, создавая весьма яркие и ядовитые образы несимпатичных ему личностей. Разумеется, можно долго и политически корректно рассуждать о том, что художественный образ – это одно, а его прототип – другое, что автор только частично использует те или иные черты реальных людей, обобщая, заостряя, углубляя их, и напрасно здесь искать полного соответствия. Все равно узнавать себя родные и знакомые любого писателя в его героях будут всегда, а к тому же – и это момент более существенный – Булгаков-то как раз себя ничем не стеснял и делал все, чтобы его прототипы при чтении ни в чем не сомневались. В том числе и прежде всего – отрицательные. По сути, это стало его творческой манерой, индивидуальным почерком и привело к разрыву с теми, кто угадывал себя в его творениях. Так было с московскими знакомыми Булгакова Крешковыми, героями фельетона «Спиритический сеанс» («И когда Михаил напечатал „Спиритический сеанс“, все это описал там, так Иван Павлович чуть не избил его. Его удержали, сказали: „Ты что, не понимаешь, это же шутка!“» [87; 99]), с адвокатом Коморским и его супругой Зинаидой из «Московских сцен», с Николаем Михайловичем Покровским – профессором Преображенским из «Собачьего сердца»: «…он тогда на Михаила очень обиделся за это, – рассказывала Т. Н. Лаппа и заключала: – Вообще, Булгакова многие не любили» [87; 99] А сам он признавал, что по причине литературы ему с юности «не однажды приходилось ссориться с окружающими и выслушивать горькие укоризны» [126; 210].
В доме на Андреевском спуске у Булгакова оказались два недоброжелателя и соответственно два будущих отрицательных персонажа: Василий Павлович Листовничий и Леонид Сергеевич Карум.
Первый, инженер-архитектор по профессии, построивший здания гимназий в Конотопе и Брацлаве и женского училища в Остроге, автор нескольких учебников по строительству (в частности, известна его книга «Первоначальное, краткое пособие по печному делу для школ десятников», изданная в Киеве в 1906 году), был хозяином дома № 13. Листовничий приобрел его, когда в доме уже несколько лет проживала Варвара Михайловна с детьми. Ей не только удалось договориться с домовладельцем о том, чтобы Булгаковы в количестве десяти человек продолжали в этом доме жить, но и по-прежнему занимали более удобный для проживания второй этаж.
С дочерью Листовничего дружила младшая сестра Булгакова Елена, она отзывалась об этой интеллигентной киевской семье очень высоко, и вообще, судя по воспоминаниям современников, ничего трусливого, дурного и жадного в реальном Василии Павловиче не было. Его действительно несколько раз грабили петлюровцы («И пошли вниз – к архитектору этому, у которого снимали квартиру. Вот там они разошлись! – рассказывала о петлюровском набеге Татьяна Николаевна. – Мы потом это узнали. Они кричали очень – уже потом – просили, чтоб мы пришли» [32; 116]); он на самом деле просил братьев Булгаковых не петь во время национал-патриотической украинской оккупации гимн «Боже, Царя храни!», грозивший принести несчастье всем жильцам дома № 13; возможно, он на самом деле выражал недовольство тем, что Булгаков принимал больных сифилисом солдат; наконец, его жена Ядвига Викторовна Крынская («костлявая и ревнивая Ванда») была старше мужа на 13 лет, то есть к моменту описываемых в романе событий ему было 42 года, а ей – 55 лет, и, видимо, мотив нелюбви Василисы к старой жене («Василиса всмотрелся в кривой стан жены, в желтые волосы, костлявые локти и сухие ноги, и ему до того вдруг сделалось тошно жить на свете, что он чуть-чуть не плюнул Ванде на подол») имел свою подоплеку, но, пожалуй, этим все прегрешения Листовничего исчерпывались. Никаких оснований подозревать его в том, что он был готов выдать старшего Турбина («Василиса такой трус, какого свет не видал! Ежели в случае чего, он так и ляпнет кому угодно, что Алексея ранили, лишь бы только себя выгородить. – Подлец, – сказал Лариосик, – это подло!»), у нас нет, а дальнейшая судьба его оказалась трагической: несимпатичный, архитектор, буржуй и трус, Василий Павлович Листовничий погиб летом 1919 года, когда, арестованный красными как заложник, он попытался совершить побег с перевозившего заключенных парохода.