Наконец он сказал:
- Ну хорошо, уговорила. Я тебя сейчас свяжу, ударю бутылкой по голове, пойдем, возьмем ее из холодильника, ты, как сможешь, доползешь до телефона, вызовешь милицию, а когда они придут, скажешь, что были какие-то мужики в масках и ты ничего не помнишь.
314
Я снова приступила к мольбам. Но тут во мне самой что-то дрогнуло, возникло отвращение и к нему, и к себе самой, что я так унизительно борюсь за свою жизнь, умоляю какую-то срамную тварь с интеллектом ящерицы и повадками анаконды, которая ничего не может, только убить.
Тогда я не знала, что он болен, что какая-то женщина, когда он работал еще в милиции, обрызгала его удушающим газом и написала бритвой на его лбу слово "мент", после чего он, в страхе за свою семью, сбежал из Москвы, наглотавшись таблеток; что он состоял на учете в психдиспансере, - все это я узнала потом, когда велось следствие. А пока я стояла и умоляла его не убивать меня, взывая, как говорят, к милости.
- Я не хотел ее убивать, так получилось, слово за слово, - вдруг проговорил он и схватился за голову. Но потом, как бы очнувшись, сказал:
- Так, приказываю, возьми на кухне тряпку, принеси сюда и сотри отпечатки пальцев с этого ножа, - он протянул мне наш кухонный нож с красной ручкой, я только тогда узнала его.
Когда я это проделала, он приказал поставить нож на место. Затем стал укладывать в свою сумку видеомагнитофон и радиотелефон, который Игорь подарил Марине.
- Найди мне большую сумку, - сказал Петр, подойдя к телевизору, я возьму его с собой.
Я на дрожащих ногах полезла на антресоли, но такой большой сумки, чтобы в нее уместился телевизор, я не нашла. Петр все время стоял рядом.
- Ну ладно, пусть остается, - сказал он, и стал стирать отпечатки пальцев с корпуса телевизора, за который брался руками. Потом он мне сказал, что я должна говорить в милиции, попросил надеть свитер с высоким воротником, запудрить на шее проступившую от веревки красноватую полосу (он не предполагал, что через несколько часов она превратится в бордовую и никакая пудра ее не
315
скроет). Потом, позвякивая ключами от нашей квартиры, которые он достал из пальто Марины, сказал:
-Ну смотри... если что, то из-под земли... и помни, у меня двое детей, друзья в милиции...
Когда он ушел, со мной началась истерика, я подбежала к Марине, стараясь перевернуть ее на спину, у меня ничего не получалось, не было сил; я стала вызывать "скорую помощь", там было занято, я вызвала милицию, которая приехала очень быстро. Прибывшая вместе с ними женщина-врач, от которой пахло перегаром, спросила у меня:
- Ну что, много выпили? Чей любовник постарался - ее или твой? - и, обратившись к санитару, сказала: - Зеркало давай.
Я видела только, как она подставила зеркальце к губам Марины, потому что следователь увел меня на кухню для допроса.
После допросов, уже в милиции, прежде чем отправить меня в камеру до окончательного выяснения обстоятельств дела, меня остановили около "обезьянника" - прозрачной камеры, в которой содержались задержанные бомжи и прочие личности. Какая-то грязная пьяная тетка украла целлофановый пакет у спящего парня, рядом с которым уже сидел Петр Миридонов. Она стала доставать оттуда крабовые палочки и есть. Милиционер заметил, вырвал у нее пакет, разбудил парня и отдал ему. "Если она его трогала руками, мне это не нужно", сказал парень, брезгливо скривив губы. Милиционер кинул пакет обратно тетке. "Повезло тебе, клюшка", - сказал он ей. К ней подсела еще одна пьяная женщина, и они с аппетитом стали поглощать содержимое пакета.