Вот не ожидал, что день может стать еще более сумасшедшим.

Нурия.

Черт!

Даже не знаю, как Касл отреагирует на ее имя. Он уж давно не слышал о ней. С тех пор… да, после гибели мальчиков. Касл рассказывал мне, что отпустил Нурию, он считал, ей нужно время. Надеялся, что они воссоединятся потом, после того, как она придет в себя. Но восстали сектора, и оказалось почти невозможным найти своих любимых. Первым делом Оздоровление отключило Интернет, и без него мир в одно мгновение стал огромным и пугающим. Все усложнилось. Все почувствовали себя беспомощными. Мне кажется, никто до конца не понимал, как мы зависим от Интернета буквально во всем, вплоть до выключения света. Компьютеры и телефоны изъяли. Уничтожили. Всех хакеров разыскали и публично казнили.

Границы наглухо закрыли.

Потом Оздоровление принялось разъединять семьи. Намеренно. Сначала они заявляли, что делают это ради блага человечества. Называли «новой формой интеграции». Утверждали, что расовые отношения – самое худшее, что только есть, из-за них мы живем изолированно друг от друга, и большие семьи тоже зло – большие семьи Оздоровление относило к династиям, – и эти самые династии только укрепляют однородность среди однородных сообществ. Они заявляли: есть только один способ оздоровить общество – разрушить династии. Они выработали алгоритм, помогающий разнообразить мир, создавая сообщества с определенными соотношениями.

Только недолго Оздоровление притворялось, что печется о благе общества. Вскоре даже одного незначительного нарушения стало достаточно, чтобы тебя забрали из семьи. Опоздал разок-другой на работу, и они отсылают тебя – или, что еще хуже, того, кого ты любишь, – на другой край света. Откуда ты никогда не сможешь найти дорогу обратно.

Так случилось с Бренданом. Его в пятнадцать лет выдернули из семьи и отослали в Сектор 45. Касл нашел его и взял к себе. Лили тоже. Она из места, которое раньше было Гаити. Ей только исполнилось двенадцать, когда ее забрали у родителей. Разместили вместе с огромной группой других перемещенных детей в интернате. Эти хваленые приюты.

В восемь лет я сбежал из одного такого.

Иногда я думаю, что именно поэтому стараюсь опекать Джеймса. Чувствую некое родство с ним. Когда мы были на базе, Адам не рассказывал о своем братишке, который фактически жил в одном из приютов. До тех пор, пока мы не пустились в бега – мы с Джеймсом прятались вместе, а Джульетта с Адамом искали машину, – и я догадался, где мы. Огляделся вокруг и понял, что это за место: для кого.

Для сирот.

По сравнению с другими Джеймсу повезло больше – мало того что у него был живой родственник, так еще этот родственник жил рядом и помог ему устроить личное жилье. Я расспросил Джеймса о его «школе», и его «друзьях», и о Бенни, женщине, которая обязалась приносить ему питание, выделяемое правительством для сирот.

Джеймс обо всем рассказал.

Ночью он спал в своей кровати дома, дни проводил в приюте, вместе с другими такими же детьми. Адам приплачивал Бенни сверху, чтобы она присматривала за Джеймсом. А в конце дня десятилетний Джеймс вновь становился одиноко живущим пацаном.