Была бы осторожной – жила бы на папины деньги!

Как это прекрасно: прохладные купюры в жаркий полдень!

Продолжаю лингвистический анабасис.

Для сравнения. Стихотворение про Глазго.

На местном, красивом и незнакомом, языке:

И то же самое на языке чуть более знакомом:

Для любознательных. Продолжаю составлять словарь для будущей российской комендатуры в Шотландии, в которую я намерен когда-нибудь устроиться работать переводчиком:

ae – one

athort – all over

aucht – anything, nothing

barly-bree – whisky (три раза переспрашивал)

baw – ball

beet – help

ben – in, inside

billies – fellows

braw – fine

canny – good

carlin – old woman, witch

cauras – car

clachan – village

cors – cross

crack – talk

cuffd – removed

daw – down

dught – could

eekit – filled

een – eyes

fou – drunk

gin – if

greet – cry

haar – mist

harns – brains

hizzies – women

hink – think

ilka – every

lift – sky

Из словарика становятся понятны мои повседневные занятия в Келвинсайд. Я на грани отчаяния.

И еще среди местных до черта заик, шепелявых и неполнозубых. На десятой минуте понимаешь, что Босх – реалист, а ты среди своих – в принципе, хороших людей.

Имитировать их насыщенную речь можно. Для этого надо вообразить себя норвежцем, запихнуть в рот горячую картошку и начать отдавать отрывистые команды на немецком языке, но по-английски. Сцены признания в любви между местными приводят меня в ужас.

Айуф камбед юрах хайр ант варшд юрах фит. Лайк э даарк иил ин майх вайт бед. А собеседникам лет по пятнадцать. А ты их подслушиваешь и запихиваешь в рот воротник, чтобы не заорать.

Я плохо себя чувствую без узелка с наличностью. В идеале с золотыми дублонами.

Во-первых, я не уверен в себе так, чтобы рассчитывать только на силу своего обаяния. Во-вторых, я не доверяю карточкам. Я им не верю. Против карточек возражают все мои рачительные предки-староверы.

У меня сохранился бумажник моего прадеда. В этом бумажнике можно жить: настолько он уютен, объемист и надежен. Достаешь такой бумажник, и вокруг начинается Макарьевская ярмарка: буйство кружев, визги, лаковые сапоги, мадера и граммофоны с певицей Вяльцевой. Захлопнешь бумажник, и начинается постылое семейство у тонко сипящего самовара. Сидит такое семейство надежно в Лукояновском уезде, сидит в полном чине за столом, а кто и вдоль стены, волосы в духовитом маслице, руки на плисовых штанах, муха в окно бьется, жарко протоплено, пост Великий.

А с карточками – один морок. Достал, протянул, ни тебе шелеста, ни уверенности, ни осознания, ничего. Все свои самые бездарные траты я совершил под воздействием карточного обмана.

Поэтому пошел утром в банк за наличностью. И порадовался всему. Мне даже спели. Тут, когда отсчитывают мои фунты, поют: твенти файф, твенти сикс… Очень мелодично – никакой филармонии не нужно.