Разочарованный, снова переключаюсь на поисковик.

Да-а… Не волна, даже не девятый вал – цунами разводов прокатилось пару лет назад по всей стране. Так тряхнуло, что все скелеты в шкафах загремели. Забавно, однако распались в основном семьи, слывшие благополучными. Неблагополучные, в большинстве, убереглись. Наш с Марковной союз, как сами догадываетесь, многие знакомые считали идеальным.

Откуда угодно ждали катастрофы: из космоса, из-под земли – а она, тихая, будничная, взяла да и пришла из магазинчиков бытовой электроники. Рождаемость, насколько я слышал, упала чуть ли не до нуля, да и как не упасть! Попробуй воспитай ребенка, если ребенок все о тебе знает!

Кстати, о детях: дочурка наша (сейчас она, представьте, замужем) после развода родителей почему-то приняла папину сторону. Должно быть, тоже вышла на «клопиков» и такое о маме разведала, что мои собственные похождения показались невинной шалостью. А я вот, дурак, так ничего насчет Марковны и не выяснил – стоило тайному стать явным, растерялся, чуть не рехнулся от стыда и раскаяния, а когда опомнился – поздно, брат! Память-то у «клопиков» в те времена была коротенькая – с нынешней не сравнить, и до архивов еще не додумались. Пропустил момент – ничего уже потом не восстановишь.

Так-то, господа правдолюбы: хотели прямоты во всем – получите и распишитесь. А уж кричали-то, кричали: нам скрывать нечего, вот они мы – все на виду! Теперь, надеюсь, прижухли…

А впрочем… Что это я? Не прижухли и никогда не прижухнут. Так уж устроен наш обывателиус вульгарис, полагающий главными своими достоинствами честность и правоту. За неимением иных достоинств.

– То есть как это ни в чем не виноват? – говоришь такому. – Вот же запись!

– Подделка!

– Да невозможно запись подделать!

– Значит, уже возможно!

– Ничего себе! Это, выходит, на всех пятнадцати «клопиках» подделка? Со всех ракурсов?

– Со всех!

Пена у рта – и ничего ему не докажешь. Все кругом виноваты, только не он. А потом будет рассказывать, что за правду пострадал.

Семейные скандалы стали своего рода искусством: всяк работает на зрителя, причем вдохновенно, чувствуя себя как на подмостках. Иногда возникает подозрение, что об этом-то они всю жизнь и мечтали. Сам я мысленно разделяю наблюдаемых на «шпионов» и «актеров». «Шпионы» вечно таятся, лица – каменные, в глазах – испуг, каждое слово, каждый жест продуманы и осторожны. «Актеры» же (вроде меня) ощущают себя под приглядом вполне уютно, подмигивают «клопикам», заводят с ними беседы, часто препохабнейшего содержания – и правильно: не подсматривай!

Внезапно что-то на среднем экранчике снизу привлекает мое внимание, хотя вроде бы ничего там особенного не происходит: запрокинул человек искаженное лицо и ораторствует прямо в объектив. Однако за два года ловли сюжетов чутье у меня обострилось изрядно. Раздвигаю изображение в полный формат, включаю звук.

– Ты думаешь, ты первый? – с ненавистью, прожигая взглядом, обращается ко мне с экрана тот, кому я дал слово. За спиной его распахнутое настежь окно, в котором ни крыш, ни проводов – одно лишь синее небо. Должно быть, дело происходит примерно на уровне девятого этажа. – Ты не первый! Были и до тебя такие – покруче! Вот… – И оратор, задыхаясь, потрясает перед «клопиком» раскрытой книгой.