– Давай, ты тоже попробуй, у берега лед толстый…
– Аврора, не стоит черта дразнить.
– Ты не любишь кататься?
– Не очень, к тому же я слишком тяжелый, да и тебе не надо бы на него становиться.
– Давай, присоединяйся…
– Нет.
Аврора выпустила его руку и отстранилась, чтобы отъехать чуть дальше. Взяла небольшой разбег и размашисто заскользила, проделывая в пушистом снегу довольно длинные дорожки. Людовик не захотел следовать за ней, но также не хотел останавливать ее, и присел на плавучий лодочный причал, служивший также для прыжков в воду. Закурил сигарету, по-прежнему не спуская глаз с Авроры. Он был поражен, насколько элегантна эта удивительно хрупкая женщина, вплоть до малейшего жеста. Стоило только посмотреть, как она разбегается, словно балерина, и она оставалась грациозной, даже теряя равновесие, – голова прямо, шея вытянута, как стебель садового вьюнка, и все это с полнейшей беззаботностью. Она была его полной противоположностью. И он ей завидовал: ее молодости, ее грации. Это был момент, украденный у жизни, которой у него не было – фрагмент жизни пары. Сейчас ему хотелось жить вместе с ней, больше не расставаться. Связать себя с ней. Но это было невозможно, сегодня вечером она снова будет у себя дома, на другой стороне двора, непоправимо далеко от него.
Однако они были связаны, и даже все больше и больше. Он знал, что Аврора держалась за него, считала его надежным, несокрушимым. Для нее будет ужасно обнаружить, что на самом деле он не так уж силен. Он сделал бы все, чтобы уберечь ее от этого разочарования. Даже прекрасно видя, что события начинают выходить из-под его контроля, что вот уже два дня все обостряется, портится, как это было с болезнью Матильды и с матерью, которая с каждым днем приближается к полной потере памяти. Людовик опасается, что вновь столкнется со своим главным наваждением: он ни над чем не властен, он бессилен и ни на что не способен.
Он знал, что если Фабиан звонил аж целых три раза, то очевидно, чтобы опять поговорить о собаке. Если этот пес объявился с окровавленной мордой, Фабиану будет легко прижать Людовика, прижать Аврору тоже, эту женщину, которая забавляется, отваживаясь скользить по льду все дальше и дальше. Если Фабиан устроит им своего рода шантаж, если обратится к полицейским со столь вескими уликами, как раненная ударом кулака собака и все остальное, то ему удастся повесить на него убийство Кобзама, а заодно он лишит его работы у Кубресака, выдаст их связь с Авророй и так далее, конца-края этому не видно… Фабиан держал их за горло. Аврора будет вынуждена отказаться от сопротивления, лишившись малейшей возможности контратаковать. Если она решится наслать на Фабиана своих адвокатов, он сразу вывалит все свои аргументы, которыми располагает. Людовик сознавал, что проигрывает при любом раскладе, разве что Аврора не даст себя запугать, не поддастся. В конце концов, все зависело от нее, это она держала его судьбу в своих руках. Он тер себе лоб, пока не стало больно. Ему было холодно сидеть на этом причале, и возникло ощущение, будто он наказан, проклят за несколько дней любви с этой заповеданной ему женщиной. За несколько дней счастья ему приходится платить непомерную цену: причинить смерть человеку и оказаться за решеткой. Но, господи, кто же его сглазил, кто преследует и как от этого избавиться? Чтобы избавиться от этого кошмара, достаточно было бы оставить ее здесь и свалить, прямо сейчас – вдруг подумал он. Пора спасать свою шкуру, бросив ее здесь, отделаться от всей этой истории, от этой гнусной истории, которая становится все хуже и гаже…