– Пончика не найдется? – спросила она, когда я щелкнул выключателем.

Похоже, привычки у нее формируются быстро.

– Посмотрю. Садитесь, я сварю кофе.

Вчерашние черствые пончики за ночь окаменели, но другого съестного на кухоньке не нашлось. Я взял на заметку купить к завтрашнему утру свежих – Руби наверняка заявится.

Пока я возился с кофе, она маленькими кусочками, дабы произвести впечатление дамы благовоспитанной, ела пончик.

– Где вы обычно завтракаете? – полюбопытствовал я.

– Нигде.

– А обед и ужин?

– Пообедать можно у Наоми, это кухня на Десятой улице, а ужинать хожу на Пятнадцатую, в приют.

– Что вы делаете в течение дня?

Руби, согреваясь, сложила над горячим стаканчиком ладони домиком.

– Сижу у Наоми.

– Сколько там женщин?

– Много. Относятся к нам неплохо, но разрешают оставаться только днем.

– Прибежище бездомных женщин?

– Вроде того. До четырех. Большинство наших ночуют в приютах, а кое-кто и вовсе на улице. У меня хоть есть машина.

– Там знают о вашем пристрастии к крэку?

– Наверное. Они предлагали мне ходить на беседы, не одна я такая. Бабы пьют и колются не хуже мужиков, ты же знаешь.

– Признайся, вчера не обошлось без дозы? – В жизни не думал, что осмелюсь задать столь интимный вопрос клиенту. Похоже, Руби стала для меня больше чем клиентка.

Руби уперлась подбородком в грудь.

– Скажи мне правду.

– Я должна была принять. Не могу я без этого.

Упрекать ее не имело смысла. Я ведь палец о палец не ударил, чтобы помочь ей избавиться от наркотика. Именно в данный момент ее исцеление приобрело для меня принципиальное значение.

Она попросила еще пончик, и я, завернув в фольгу, положил последний поверх дымящегося стаканчика. К Наоми Руби опоздала.

Поход за справедливость начался с митинга у мэрии. Мордехай, известная и почитаемая среди бездомных фигура, занял место на трибуне.

Церковный хор, облаченный в пурпурные с золотом одеяния, бодрыми гимнами поднимал настроение собравшихся. Поодаль стояли полицейские; барьеры перегораживали проезжую часть улицы.

БАСН обещало направить на митинг не менее тысячи своих членов, и обещание сдержало. Огромная колонна людей, лишенных крова, но не гордости, возвестила о прибытии явно отрепетированным скандированием. Живая река мгновенно привлекла внимание телекамер.

Посланники братства расположились напротив лестницы и принялись размахивать написанными от руки плакатами и транспарантами: КОНЕЦ ПРЕСТУПНОСТИ; ОСТАВЬТЕ НАМ НАШИ ПРИЮТЫ; ДАЕШЬ ПРАВО НА ЖИЛЬЕ; РАБОТЫ! РАБОТЫ! РАБОТЫ!

Перед полицейскими барьерами то и дело останавливались церковные автобусы, к толпе присоединялись новые сотни, причем большинство пассажиров никак не походило на бездомных. В основном это были женщины, одетые как на воскресную проповедь. Меня теснили. Я не видел знакомых, даже Софии и Абрахама, хотя точно знал, что они здесь. Митинг в память Лонти Бертон оказался самой представительной и многолюдной акцией бездомных за последние десять лет.

Над толпой возвышались портреты в траурных рамках, под фотографией погибшей молодой женщины была помещена подпись: КТО УБИЛ ЛОНТИ? Активисты раздавали плакаты налево и направо, охотников держать их было хоть отбавляй даже среди членов братства, перегруженных транспарантами.