Ринулся выступать Кудасов, хоть и был приглашен по другому поводу. С дрожью в голосе говорил человек в черной маске, скорей всего проницательный профессор Деревенькин, судили о музыке и другие умы. А Данилов их не слушал. Какие-то обрывки мыслей и фраз до него доносились, но его не задевали. Он сидел усталый, опустошенный… Сила, тонкая и серебряная, из него изошла. Данилов сейчас выпил бы кофе с коньяком или хотя бы две кружки пива. Во рту и горле у него было сухо, будто и не в инструменте десятью минутами раньше, а в самом Данилове, в его гортани и его легких рождался звук. «Как играл-то я хорошо! — опять удивился Данилов. — Отчего это?..» И тут он испугался, подумал, что, может быть, нечаянно сдвинул пластинку браслета и перешел в демоническое состояние.

Но нет, пластинки были на месте, пьесы Данилов исполнял, оставаясь человеком. «Нет, молодец! — сказал он себе. — Скотина ты, Данилов! Можешь ведь! Раз этакую дрянь сыграл, да еще написанную для скрипки, стало быть, умеешь! Только ведь тут одного умения мало и таланта мало, тут ведь и еще нужно нечто… Вдохновение, что ли, нынче снизошло?» Наверное, согласился Данилов сам с собою, снизошло. Отчего же ему и не снизойти… «А ведь я для Наташи играл», — подумал Данилов.

— Попросим теперь солиста театра, — услышал он голос конструктора Лещова, — поделиться мыслями о музыке, написанной машиной…

«Да при чем тут машина! — хотел было сказать Данилов. — Дура ваша машина. В душе моей музыка была!» Однако вымолвил неуверенно:

— Что же… Ну в общем… Спасибо ей, машине…

— Ну вот! — обрадовался Лещов. — Вот и музыканты начинают здраво судить о будущем, не первый уже…

«Кончили бы они эту болтовню! — взмолился Данилов. — А я бы нашел Наташу…»

Тотчас же, уловив его намерение, к нему подсел Кудасов и шепнул:

— Ну что? Едем сейчас к Муравлевым? А? А то ведь стынет там…

— Они вас пригласили? — спросил Данилов строго.

— Ну… — замялся Кудасов и поглядел на Данилова укоризненно, словно тот нарушил правила приличия.

— Вот и поезжайте, — сказал Данилов. — И передайте им мои извинения. А я не могу… Я давно не видел «Серенаду солнечной долины»… Это ведь музыкальный фильм.

— Ну да. Поезжайте… — засопел с тоской Кудасов. — Без вас они выставят на стол всякую дрянь…

Обиженный, он отсел от Данилова, двигался неуклюже, карманы его пиджака распирали образцы шоколадных конфет «Волки и овцы».

Потихоньку, не дожидаясь конца дискуссии, явно ведшей к посрамлению человеческой музыки, Данилов со стулом отъехал к кулисам и был таков. В пустынном (если не считать очереди у буфета) фойе он уложил укутанный платком инструмент в футляр, обернулся и увидел Наташу.

— Это вы… — растерялся Данилов. — А где же Екатерина Ивановна?

— Она в зале, — сказала Наташа. — А мне показалось, что вы сейчас уйдете и я вас больше никогда не увижу. Я и вышла. Спасибо вам за музыку!..

— Вам понравилось?

— Очень! Я давно так не чувствовала музыку…

— Вы знаете, — застенчиво улыбнулся Данилов, — отчего-то у меня сегодня получилось…

— А мы вам с Катей место держим… Вдруг вы решите остаться на «Серенаду».